обвинительно указывали на неё, она пыталась спрятаться в углу. Она закричала, но звука не было. Сонджу проснулась, ничего не понимая, уснула снова и долго металась так между сном и явью, барахтаясь в тревожных и причудливых сновидениях.

При звуке открывшейся двери Сонджу попыталась подняться, но смогла только едва приоткрыть глаза. Кунгу повесил пальто, пиджак и галстук на крючки на стене и закатал рукава рубашки. Подойдя к ней, он спросил:

– Я разбудил тебя? Извини. Мне стоило быть потише, – он помог ей сесть и опустился на матрас рядом, приобняв её за плечи. – Служанка приготовила нам ужин. Ты готова поесть?

После ужина они сидели на подушках, прислонившись к стене, и смотрели в пол. Так прошла минута или две; затем он взял её руки в свои и сжал их несколько раз. Сказал:

– Давай перенесём твои вещи в нашу комнату? Я оставил для них место в шкафу и комоде.

Он перенёс её багаж в свою спальню. Сонджу развесила одежду, поставила в шкаф пустой чемодан. Кунгу сказал:

– После твоего последнего визита я находил на полу и одежде твои волосы – приятное напоминание о тебе. Такая мелочь, но всё же здорово меня утешила. А теперь ты останешься здесь сама.

От этих слов из глаз Сонджу хлынули слёзы: она думала о дочери, которую оставила в Маари. Он вытер её слёзы рукавом рубашки, как делал в детстве, и посмотрел ей в глаза. Она рассказала ему о письме и о потере опеки над Чинджу.

– Я могла бы забрать её с собой, если бы не это письмо. Всё было уже согласовано, – сказала она, давясь всхлипами. – Кто нас увидел? Брат мужа? Вторая Сестра спрашивала меня, почему я так часто езжу в Сеул. Неужели он на это способен? А если не он, то кто? Зачем кому-либо разрушать мою жизнь? Как мне теперь жить без Чинджу?

Она разрыдалась снова. Она жила без Кунгу пять лет. Это было тяжело. А теперь ей придётся жить без Чинджу намного дольше. Всю ночь она жалась к Кунгу, думая о том, как отреагировала Чинджу, проснувшись и не обнаружив рядом матери. Она почти наяву слышала её плач, видела, как та отчаянно её ищет. До самого утра Сонджу не могла уснуть, а когда наконец уснула, то проспала всего два часа.

Утром Кунгу увидел её опухшие от слёз глаза: лицо его исказилось от боли. Уходя на работу, он умолял её поесть хоть что-нибудь.

Вскоре после его ухода Сонджу услышала, как открылись и закрылись ворота. Раздались деловитые шаги служанки, затем – плеск и журчание воды. Это напомнило ей о служанках Второго Дома, стирающих в колодце. Открыв ящик комода, она достала оттуда аккуратно сложенное бледно-жёлтое платьице Чинджу, приложила его к щеке и вдохнула запах своей дочери. Как ей выносить эту разлуку в течение пятнадцати лет ежедневно? Прошёл только день. Ей требовалось чем-то себя занять, пока не пришёл Кунгу. Отправившись в гостиную, она взяла с книжной полки «Идиота», но поставила его обратно, перечитав тот же десяток страниц, который прочла до этого. Взяла другую книгу и повторила процесс с ней, даже не запомнив, что именно прочитала. Когда служанка ушла на день, Сонджу взяла влажную тряпку и долго натирала полы и подоконники, пока пот не начал капать со лба, разъедая глаза.

Вечером она сказала Кунгу:

– Мне нужно чем-то заняться. Может, отпустим служанку? Я могу справиться с домом самостоятельно.

Он положил ей руку на плечо:

– Я не хочу, чтобы ты справлялась сама. Она работает только с понедельника по пятницу с восьми до трёх, и в субботу с девяти до двенадцати. Ей нужна эта работа.

Улыбнувшись, он наклонил голову вбок в ожидании ответа. Она кивнула.

– Кстати, – сказал он, – не хочешь прийти в мой банк завтра утром? Давай откроем счёт на твоё имя. Я положу на него немного денег.

– У меня есть деньги. Я ведь рассказывала, свёкор дал мне перед отъездом.

– Значит, будет больше. Я видел, как моя мать пыталась копить. Она всегда говорила, что у женщины должны быть собственные финансы.

На следующее утро Сонджу впервые в жизни открыла в банке счёт на своё имя.

Сонджу жила с Кунгу уже три недели. Когда он ушёл на работу, она посмотрела на чахлую зелень вдоль забора и подумала, что могла бы заняться садом. В сарае она нашла хорошую лопату и ржавую. Спросила служанку, как пройти на районный рынок.

Стоило ей появиться на рыночной площади, отовсюду на неё стали сыпаться взгляды и шепотки от незнакомых женщин – продавщицы и покупательницы толкали друг друга локтем, переглядываясь, и шептались между собой. Что они о ней говорили? Она продолжала идти, избегая встречаться с ними взглядом и игнорируя их сплетни. В конце рыночной площади она обнаружила садовый магазин. Заказав всё необходимое, она поспешила домой.

Меньше чем через час в дом доставили нужные растения. Сонджу расположила их в саду, примериваясь с разных углов. Затем она копала, сажала, утрамбовывала землю и поливала. Под ногтями скопилась чёрная грязь, на ладонях образовались мозоли, а плечи ныли, но так ей хотя бы удалось держать мрачные мысли в узде. Уж лучше мозоли и боль в мышцах, чем рыдания и жалкий ступор.

Когда Кунгу пришёл домой, она показала ему обновлённый сад, называя каждое растение по отдельности, и поделилась тем, как сад будет выглядеть через два-три года. Она вдруг поняла, что испытывает радостное волнение от этой мысли. Пока они пили за ужином чай, она рассказала Кунгу о случившемся на рынке. Он сказал:

– Тебе, наверное, тяжело пришлось, но постарайся помнить: эти люди – никто в твоей жизни.

Он был прав. Они не имели для неё никакого значения. Кроме того, ей уже доводилось встречаться с враждебностью местных в Маари. «Я справлюсь с этим», – сказала себе Сонджу.

– Завтра я куплю канцелярские принадлежности, чтобы писать Чинджу письма, – объявила она.

Он просиял:

– Хорошая идея! Так она будет знать, как много ты думала о ней во время вашей разлуки.

На следующее утро она сходила на рынок. Купила бумагу, ручку и прямоугольную шкатулку, обшитую шёлком, с узорами в виде хризантем и камней. Вернувшись, она села за низкий столик в спальне и начала:

Моя дорогая Чинджу!

Я только о тебе и думаю. Все эти внезапные перемены… даже не знаю, как мне с этим справиться. Прости, что оставила тебя. Когда ты подрастёшь, я объясню, что произошло между мной и твоим папой