– Я не впервые замечаю за вами эту черточку – стремитесьсебя словно бы принизить. Это защитная реакция против новых, непривычныхусловий?

– Не знаю, – сказал Мазур.

Олеся придвинулась к нему вплотную и заглянула в глаза снепонятным выражением лица:

– А может, это просто такой способ держаться настоящим мачо?Посредством мнимого самоуничижения? Вы же прекрасно понимаете, что вовсе не у ме н я на службе, мы с вами оба на службе – и, могу вас заверить, к тому, чтоотвечает понятию «слуга», ни вы, ни я не подходим, мы с вами –высокооплачиваемые специалисты. А что до дам... – она с легкойбрезгливостью на лице прислушалась к пьяному гомону и женским визгам, долетавшимиз зала. – Как человек, знакомый с проблемой изнутри, могу вас заверить:подавляющее большинство здешних д а м о ч е к – откровенная дешевка, не имеющаяничего общего со старой, классической аристократией. Черт его знает, скольковремени пройдет, пока из этого сословия выкристаллизуется нечто, заслуживающееназвания аристократии, элиты. Пока что это – дорвавшиеся до чана с икрой люди сголодной юностью...

– У них есть деньги.

– Это, пожалуй, единственное, что меня в нихпривлекает, – сказала Олеся, морщась, – да еще то, что приопределенной хватке можно часть этих денег направить в свой карман... Я неслишком цинична для русалки?

– В самую пропорцию, – сказал Мазур со светскойулыбкой. – Я ведь тоже не ради идеалов здесь оказался...

– Пойдемте? Нам пора.

Направляясь следом за ней, Мазур чуточку злорадно думал, чтов его словах, если хорошо знать суть вопроса, и не было особенных комплиментов.Ибо русалка, как учит нас многовековой опыт мореплавания – существо не толькоочаровательное, но еще и злонамеренное, далеко не всегда завораживающее моряковпленительной песней ради любовных утех. По достоверным свидетельствам, тутпорой встречается и чисто гастрономический интерес. Всякое бывало...

Веселье в зале уже достигло накала и непринужденностидеревенской свадьбы. Глянув мимоходом на эстраду, Мазур форменным образомобалдел.

Вместо полуголых «Свиристелок», хохотавших и повизгивавшихза ближайшими к эстраде столиками, – там в ы л а м ы в а л с я экспонатмужского пола, наряженный в добротном русском стиле, то ли исконно посконном,то ли лубочном: синяя косоворотка, расшитая золотом, подпоясанная крученымшнурком, мешковатые полосатые штаны, заправленные в ослепительно надраенные,собранные классической «гармошкой» сапоги, балалайка в руках, картуз с лаковымкозырьком на буйной головушке...

* * *

Вот только этот гарный парубок был на физиономию немногимсветлее, чем его начищенные до сияния сапоги. Поскольку оказался классическимнегром, или, как положено у аборигенов выражаться, афроамериканцем. Этотнегритянский афроамериканец старательно вихлялся на сцене, делая вид, чтомастерски тренькает на балалайке, и с большим воодушевлением голосил:

Виходьиля на бьерег Катьюшя,

На вьисокий берег, на крутой...

Мало того, в этом курском соловушке Мазур с несказаннымудивлением опознал совершеннейшего двойника чернокожего голливудского комика изразряда полноправных звезд.

– Это не двойник, – улыбаясь, поведала Олеся, должнобыть прочитав на его лице все нехитрые мысли, – это он сам и есть.

– Серьезно?

– Абсолютно. Он самый.

– А как…

– Да примитивно, – сказала Олеся. – Один человекзахотел, чтобы у него на скромной вечеринке спивал русские песни именно этот ни г г е р. В таком вот обличье и непременно с балалайкой. А поскольку этотчерномазый звездюк за сегодняшнее выступление получит больше, чем за любой свойсамый кассовый фильм, ему было как-то не с руки ломаться и отказываться. Какмиленький песни разучил, даже на балалайке всерьез бренчать пытается.Ответственный человек, если уж берет деньги, старается выложиться. Вот э т а чертамне в америкосах нравится. Хотите послушать? Вообще-то время нас не поджимает.

– Да ну его, – сказал Мазур, бросив последний взгляд наголливудскую знаменитость. – Дело прошлое, но случались истории ипоинтереснее. Представьте себе знойную африканскую страну и батальон тамошнихдесантников, черных, как сапоги, с экзотическими эмблемами. А теперьпредставьте, как эта орава, старательно отбивая шаг на плацу, добросовестнопытается горланить «Мурку»...

– Сюрреализм какой! Вы серьезно?

– Совершенно, – сказал Мазур. – Их полковникпроиграл пари нашему полковнику. И, как офицер и джентльмен, честно выполнилусловия... Зрелище было незабываемое.

– Верю... Пойдемте?

Они двинулись через гомонящий зал, лавируя межрасшалившимися хозяевами жизни, а вслед им неслось:

Пусть он зьемьлю сьбирижжеть ротную,

А льюбьовь Катьюша сбережьет...

Приходилось признать, что заокеанский гастролер – человекответственный и гонорар отрабатывает добросовестно...

Лестница. Сад. Олеся уверенно шагала впереди прямо к морю,Мазур шагал следом, твердо решив ничему более не удивляться, даже если егопопросят в интересах дела похитить князя Монако. Что технически не так уж исложно, честно говоря...

Они вышли на пирс. Позади остались две относительнороскошных яхты – относительно, потому что тут же, неподалеку, стоял сиявшийнеисчислимыми огнями красавец «Пелорус» под чукотским флагом, скромноесуденышко длиной в сто пятнадцать метров, казавшееся Мазуру совершеннонереальным. Он подумал мельком, что во времена его молодости яхты импортныхбогачей все же были гораздо скромнее. Повод это испытать законную гордость засвою страну? Ох, вряд ли...

В самом конце причала стояло суденышко, по сравнению сроскошными океанскими игрушками напоминавшее скорее катерок рыбнадзора:новехонькая яхточка, космических очертаний, как водится, но всего-то метровдесяти в длину. Этакая шлюпка для «Пелоруса».

По капитальным сходням Олеся уверенно поднялась на палубу,распахнула перед Мазуром белую дверь надстройки. Они поднялись на самый верх, внебольшую каютку с высоким панорамным окном. По пути никого не встретили, ноочень быстро где-то внизу послышалось мягкое мурлыканье мощного двигателя,судно отвалило от причала и двинулось параллельно берегу. У Мазура на мигмелькнула шальная мысль, что они оказались на борту современного «Летучегоголландца».

Ярко освещенные особняки на берегу, ярко освещенные корабли,разноцветные гроздья фейерверка, вспыхнувшие где-то далеко на суше... Мазурпоневоле засмотрелся.

– Посмотрите налево, – сказала Олеся тоном опытногогида.

Мазур добросовестно всмотрелся, но не обнаружил ничего изряда вон выходящего: такие же пальмы, огни, россыпь особняков.

– Помните старые комедии с де Фюнесом? – спросилаОлеся. – Серию о жандарме из Сен-Тропе?