Обстановка кабинета была весьма спартанской: много книг и разрозненные листы бумаги на всех свободных поверхностях, больше всего похожие на научные отчеты. Этот кабинет подходил человеку, живущему на работе. Там нашлось, однако, два стула для посетителей, Бергер и Блум как можно аккуратней очистили их от бумаг и сели.

– Итак, НОО? – уточнил доктор Стенбум, изучая их фальшивые удостоверения. – Национальный оперативный отдел?

– Прежняя Государственная уголовная полиция, – подсказал Бергер.

– Спасибо, – кисло поблагодарил Стенбум и через стол вернул им удостоверения.

– Мы здесь, чтобы поговорить о пациенте по имени Сэм Бергер, – сказала Блум. – Вы его помните?

– Посмотрим, что я смогу для вас сделать, – ответил Стенбум тоном, не предвещавшим ничего хорошего.

Он перебрал стопку бумаг и достал одну, почитал ее немного, покивал и продолжил:

– Все верно. Для вас я не смогу сделать вообще ничего.

Он протянул бумагу, и оба его гостя тут же узнали бланк СЭПО, который невозможно ни с чем перепутать. Они быстро прочли документ, это было классическое обязательство соблюдать служебную тайну.

– И все же вы здесь, – сказал Бергер. – Во время официального приема. Смокинг и все такое.

Стенбум посмотрел на него долгим изучающим взглядом. На мгновение и впрямь показалось, что главврач видел Бергера и раньше.

– И как вы это объясняете? – наконец спросил Стенбум.

– Любопытство, – ответила Блум. – Профессиональное любопытство. Вас не удовлетворило объяснение СЭПО.

– Объяснение? – воскликнул Стенбум с сухим смешком.

– Я знаю, – сказала Блум. – Наши коллеги могут вести себя немного бесцеремонно. Рискну предположить, что они просто ворвались сюда, накинулись на вас и уехали, не сказав ни слова в объяснение своих поступков. Их ведь звали Рой Гран и Кент Дёёс?

Якоб Стенбум наклонился над большим столом и постучал по документу.

– Даже если все, что вы говорите, фрёкен Лундстрём, правда, есть вот это.

– Не могу этого отрицать, – сказала Блум. – Но у нашего вечернего визита две цели. Отчасти мы хотели бы дополнить слишком немногословный отчет наших коллег, отчасти – предложить пансионату Линдсторп, хотя и запоздалое, объяснение. И у нас тоже есть свое обязательство молчать. Эта бумага касается в первую очередь репортеров, но не полицейских. Мы тоже не хотим, чтобы вы поговорили с прессой. Наши с коллегами цели совпадают. Но на сей раз вы можете получить объяснение.

– Очень на это надеюсь, – добавил доктор Стенбум и направил все свое внимание на более достойного собеседника.

– Расскажите, пожалуйста, все о Сэме Бергере, – попросила Блум с улыбкой, которая, мягко говоря, не привела Бергера в восторг.

Зато на главврача Якоба Стенбума она подействовала, и он заговорил без обиняков:

– Сэм Бергер находился в удручающем состоянии, когда санитары подобрали его около главного входа. Он был одновременно обессилен и агрессивен, говорил что-то непонятное, разобрать удалось только его имя: Сэм Бергер. Сразу же стало очевидно, что речь идет о психозе, а из-за его тяги к насилию мы решили, что его лучше держать на снотворном. Кроме того, он получал значительные дозы психотропных препаратов. В течение пары недель мы уменьшали количество снотворного в среднем раз в три дня, чтобы посмотреть, успокоился ли он. Но это случилось только через две с чем-то недели, двенадцатого ноября. Когда он пришел в себя, наш прогноз выглядел оптимистично, в его взгляде было заметно понимание, и он вел себя спокойно, пусть этому и способствовали все еще большие дозы седативных средств. К сожалению, дежурная медсестра отвлеклась в коридоре на другое дело, отперев его дверь. Ее срочно вызвали в другую палату, а Бергер заметил, что дверь открыта, и сбежал. Пробрался в кухню, натянул на себя несколько белых халатов и пару слишком маленьких сапог, вышел на место для курения на террасе, перелез через балюстраду и спрыгнул на поле. Потом побежал по направлению к дороге, где он, видимо, еще раньше видел проезжающий мимо автобус. И автобус действительно появился, когда Бергер с большим трудом пытался перебраться через покрытое снегом поле. Он успел вовремя и пытался задержать автобус, который, разумеется, не остановился ради явно психически больного пациента. Так он изранил себе правую руку и лицо. Я решил снова его усыпить, но он изогнул иглу, так что лекарство вытекало на постель. В первой половине дня ему удалось одолеть медсестру и сбежать еще раз. К сожалению, именно тогда и прибыли ваши коллеги, и им пришлось гнаться за ним по снегу. Один из них догнал Бергера в поле и задержал. После этого все происходило в строжайшей тайне, нас отстранили от всего. Гран и Дёёс допросили Бергера за закрытыми дверями, а потом уехали, взяв со всех участников погони подписку о неразглашении. Потом я сам долго говорил с Бергером, и у меня не возникло никаких сомнений в том, что его самочувствие значительно улучшилось, но при этом он выказывал сильнейшее желание покинуть Линдсторп. Мы понаблюдали за ним еще один день и выписали его в воскресенье, пятнадцатого.

– Выписали его?

– Как бы там ни было, но для нас он так и остался неким «Джоном Доу», чью личность мы не установили. Мы знали только, что он называет себя Сэмом Бергером, но он не смог назвать идентификационный номер. При нем не было ни документов, ни других бумаг, чтобы понять, кто он. Мы, как вы знаете, являемся частным пансионатом, специализирующимся на психиатрическом лечении за счет частного финансирования. Прежде всего, речь идет о реабилитации алкоголиков и наркоманов, но и других пациентов мы тоже принимаем в случае наличия свободных мест. Однако в этом случае нам необходимо знать их идентификационный номер.

– Чтобы иметь возможность получить деньги от областных властей?

– Это слегка упрощенная формулировка, – ответил доктор Стенбум. – Но в течение двух с чем-то недель мы только тратили на него свои средства.

– Другими словами вы ничтоже сумняшеся отпустили пациента, не долечив его?

– Мы больше ничего не могли для него сделать.

Бергер почувствовал руку Блум у себя на бедре. Он знал, что это означает, и этому прикосновению снова удалось его успокоить. Он замолчал. Все ядовитые замечания, готовые сорваться с его языка, испарились. Вместо него заговорила Блум:

– Коллеги из СЭПО взяли его отпечатки пальцев, не так ли?

– Да, но безуспешно. Что и неудивительно, он же коснулся пальцами автобуса, шедшего со скоростью восемьдесят километров в час.

– Правой рукой, да, – сказала Блум. – А левая?

– Кончики пальцев были травмированы, так что и эти отпечатки не годились.

– Травмированы?

– На подушечках было так много шрамов, что невозможно было использовать отпечатки для опознания.

– Шрамов? Как будто он сознательно срезал кожу, чтобы помешать снять отпечатки?