– Без содовой, пожалуйста. А потом мы пообедаем. Я не могу возвращаться в Плимут полупьяным.

Когда Траск отошел от них, Чемберс вздохнул:

– Вам известно, что с вами ужасно трудно иметь дело?

– Я упрямый, только и всего.

Чемберс мрачно улыбнулся:

– Я тоже упрямый. Черт побери, я любил Розамунду! Не хочется думать, что в конце я упустил причины ее расстройства, и не хочется думать, что кто-то из ее семьи способен на… такое злодеяние. Вот как все следует толковать. Не злоба, понимаете? Тут совершенно другое дело. Инспектор, вы верите в дьявола или вы и его утратили вместе с Богом?

– При моей профессии видишь много зла… Да, в дьявола я верю.

– Да, наверное, вы совершенно правы. Поскольку я – провинциальный адвокат, мне гораздо чаще приходится иметь дело с частной собственностью, завещаниями, контрактами, с мелочами повседневной жизни, чем с преступлениями. Тем не менее я знаю, что иногда из-за денег люди способны на все! Но мне кажется – ведь и я за свою жизнь видел немало подонков, – что зло, порождение дьявола, мы до конца понять не в состоянии, потому что оно находится за гранью обычного опыта.

– Поделитесь своими выводами со священником Смедли. У него тоже своеобразный взгляд на природу зла.

– Да, я с ним знаком. Хороший человек. Но я сейчас о другом. Я хорошо знал всех близких миссис Фицхью и ничего дьявольского в них не чувствовал. Я не мог бы ткнуть пальцем в кого-то из них и сказать: «Вот в вас я сомневаюсь» или «У меня подозрения». Учтите, я по-прежнему не согласен с вами. – Чемберс криво улыбнулся. – Разве что чисто теоретически…

И все же Ратлидж понимал, что Чемберс уже склоняется к его доводам.

– И Стивена, и Сюзанну можно исключить, – сказал он. – Они родились уже после того, как все началось…

– Что началось? С кого?

– С Анны, сестры-близнеца Оливии. Точнее, с ее смерти.

– Черт побери, да ведь она свалилась с дерева!

– Или ее столкнули. Теперь нам есть из кого выбирать. Николас, Рейчел, Оливия. Розамунда. Джеймс Чейни и Брайан Фицхью. Кормак. Все они в то время находились рядом. Да и слуг, пожалуй, тоже нельзя выводить за скобки.

– Взрослых можете опустить, – досадливо ответил Чемберс. – Когда Анна упала с дерева, рядом не было никого из взрослых… даже няни.

Словно не слыша, Ратлидж продолжал:

– А следующим стал маленький Ричард.

Чемберс сурово сдвинул черные брови. Траск принес им виски. После того как Траск ушел, Чемберс сказал:

– Ричард потерялся на пустоши во время семейного пикника. С ним была Оливия…

Он замолчал.

Ратлидж ждал, наблюдая, как работают мозги Чемберса. Наблюдал, как адвокат в нем борется с влюбленным мужчиной.

– Нет! – произнес он громким шепотом. – Нет, я ни за что не соглашусь! Только не Оливия! Она была зеницей ока для своего дедушки. Была тенью Розамунды. Ради всего святого, она была необычайно храброй и проницательной женщиной, даже если не знать о ее стихах! Она бы не тронула своего брата!

– Но как вы не понимаете? В том-то и секрет успешного убийцы. Если никто не хочет поверить, что именно он или она стояла за всеми совершенными жестокостями!

Чемберс упрямо покачал головой:

– Нет. Если уж вам так непременно надо взвалить на кого-то вину, пусть это будет Кормак. Он не сын Розамунды, и я почти ничего не знаю о его детстве, поэтому мне морально легче подозревать его. Да, чисто гипотетически я еще готов согласиться, что убийца – Кормак. Но только не Оливия!

– Хорошо, если хотите, пусть будет Кормак. Что он выгадывал, убив Анну? Или маленького Ричарда? Допустим, убив Джеймса Чейни, он открывал своему отцу путь к сердцу скорбящей вдовы. С другой стороны, Кормак не состоял с ней в родстве и не мог унаследовать дом или крупную сумму денег. Кстати, то же самое остается в силе и до сих пор. Не знаю, как составлено завещание Сюзанны Харгроув, но, скорее всего, она оставляет все свое имущество мужу.

– Я не имею права нарушать профессиональную тайну и рассказывать вам, как обстоят дела, но в одном… да, пожалуй, я могу быть откровенным. Сюзанна не завещает свою долю дома Кормаку. В конце концов, у нее есть… точнее, скоро будут… свои дети, о которых она должна позаботиться…

– Тогда зачем Кормаку убивать родственников и подвергать себя риску? Ведь он ничего не выгадывает! К тому же посторонний, как правило, первым попадает под подозрение. Конечно, убивать можно и из детской зависти, из ревности, но такие мотивы ему как-то не идут, верно? Кормак показался мне здравомыслящим деловым человеком, который пойдет на просчитанный риск на рынке, но не в личной жизни.

– Да, здесь я вынужден с вами согласиться, – нехотя ответил Чемберс. – У Кормака не было оснований ревновать и завидовать. Мне доподлинно известно, что Розамунда позаботилась о его образовании, затем, когда он окончил Кембридж, познакомила с нужными людьми в Сити… словом, сделала для него то, что сделала бы для родного сына! Остальные его достижения – целиком его заслуга. Поэтому мы возвращаемся к тому, с чего начали. Я не вижу никакого возможного мотива и у Оливии и не понимаю, почему ваш выбор пал именно на нее. Даже если Ричард в самом деле потерялся в то время, когда оставался на ее попечении. – Чемберс допил виски и, обернувшись, подал знак Траску, а затем сказал Ратлиджу через плечо: – Позвольте задать вам вот какой вопрос. Допустим, насчет Оливии вы правы. И куда заведет вас преследование мертвой женщины, пусть она даже была исчадием ада? Уж явно не в зал суда.

– Оливия Марлоу умерла, но О. А. Мэннинг до сих пор жива, – ответил Ратлидж.

Чемберс развернулся к нему и бросил на него задумчивый взгляд.

– Начинаю понимать, – тихо сказал он.

После обеда Чемберс уехал. Напоследок он сказал:

– Я выслушаю вас, когда появятся неопровержимые доказательства. До тех пор я постараюсь не верить ни единому слову из того, что вы мне тут рассказали. И позвольте вас заверить: я не изменю своему слову!

Видимо, обед восстановил его равновесие.

Ратлидж поднялся в свой номер; когда он взбирался по узкой лестнице, на него навалилась усталость.

Реакция Чемберса подтвердила его опасения. В нынешнем виде дело вряд ли дойдет до суда. Он заронил в голову адвоката зерно сомнения, но добился лишь того, что Чемберс задумался. А присяжным нужны улики, нужны доказательства. В Скотленд-Ярде это прекрасно понимают.

Ладно, в таком случае что дальше?

Поиски на болотах в такую мерзкую погоду должны окончиться находкой не просто чего-то подозрительного…

Даже если обнаружат тело Ричарда, как доказать, что его убили? И кто? А если у его ног не будет лежать букетик фиалок, который упоминается в стихотворении Оливии?

* * *