Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одна из ее первых групповых встреч оказалась очень необычной: на ней Карлос, также один из моих пациентов, проходивший индивидуальную терапию (см. «Если бы насилие было разрешено…»), сообщил группе о том, что смертельно болен раком. Отец Бетти умер от рака, когда ей было двенадцать лет, и с тех пор болезнь приводила ее в ужас. В колледже она сначала выбрала подготовительную медицинскую программу, но потом бросила из-за страха столкнуться с раковыми больными.
В последующие несколько недель контакт с Карлосом вызвал у Бетти такую тревогу, что мне пришлось провести с ней несколько внеочередных сеансов и с трудом удалось убедить ее остаться в группе. У нее появились соматические симптомы: головная боль (ее отец умер от рака мозга), боли в спине, одышка, ее беспокоили навязчивые мысли о том, что у нее тоже может быть рак. Поскольку Бетти боялась посещать докторов (стыдясь своего тела, она редко проходила физическое обследование и ни разу не проходила гинекологическое обследование), было трудно убедить ее, что она здорова.
Ужасающая худоба Карлоса напомнила Бетти о том, как за двенадцать месяцев ее отец из очень полного человека превратился в скелет, обтянутый кожей. Хотя Бетти и признавала свои опасения неразумными, она поняла, что после смерти отца стала верить, что потеря веса сделает ее более подверженной раку.
Столь же сильные предубеждения были у нее относительно облысения. Когда она впервые пришла в группу, Карлос (который потерял волосы в результате химиотерапии) носил парик, но в тот день, когда он рассказал группе о своем раке, он пришел на собрание абсолютно лысым. Бетти испугалась, к ней вернулись воспоминания об отце, который был налысо выбрит перед операцией на мозге. Она вспомнила также, как ей было страшно, когда во время предыдущих строгих диет у нее начинали выпадать волосы.
Эти бессознательные предрассудки существенно усложняли ее проблемы с весом. Еда не только представляла собой ее единственное удовлетворение и не только заглушала ее ощущение пустоты, а худоба не только вызывала болезненные воспоминания об отце. Бетти также бессознательно верила в то, что потеря веса приведет к ее собственной смерти.
Постепенно острая тревога Бетти улеглась. Раньше она никогда открыто не говорила об этих проблемах. Возможно, свою роль сыграл внезапный катарсис; возможно, ей было полезно осознать магическую природу своего мышления; а быть может, некоторые из ее пугающих мыслей просто потеряли свою остроту при их обсуждении при свете дня, в спокойной, рациональной манере.
В это время особенно большую помощь оказал Карлос. Родители Бетти до самого конца отрицали серьезность болезни ее отца. Такое отрицание разрушительно действует на тех, кто остается жить. Бетти оказалась не готова к смерти отца и была лишена возможности проститься с ним. Но Карлос демонстрировал совершенно иное отношение к собственной участи: он был мужественным, разумным и откровенным в своих чувствах относительно болезни и приближения смерти. Кроме того, он был особенно добр к Бетти – возможно, потому что знал, что она моя пациентка, возможно, потому что она пришла как раз тогда, когда он был в великодушном настроении («у каждого есть сердце»), а может быть, просто потому, что был неравнодушен к полным женщинам (что я, признаю это с сожалением, рассматривал тогда как еще одно доказательство его извращенности).
Вероятно, Бетти почувствовала, что препятствия к снижению веса успешно устранены, потому что дала ясно понять: пора начинать главную кампанию. Я был потрясен размахом и сложностью предварительных приготовлений.
В первую очередь она записалась на программу лечения пищевых расстройств в клинике, где я работал, и прошла обследование согласно их трудоемкому протоколу, который включал комплексный медицинский осмотр и батарею психологических тестов. Затем она очистила свою квартиру от еды – от всех банок, пакетов и бутылок. Она составила план альтернативных занятий, заметив, что отказ от обедов и ужинов нарушает ход социальной жизни. К моему удивлению, она записалась в сквэр-данс группу (у этой леди есть выдержка, подумал я) и в лигу игроков в боулинг – когда она была маленькой, отец часто брал ее с собой в кегельбан, объяснила она. Она купила подержанный велотренажер и установила его перед телевизором. Затем она сказала «прощай!» своим старым друзьям – картофельным чипсам Granny Goose Hawaiian, печенью с шоколадной крошкой Mrs. Fields и (самое сложное) пончикам с медовой глазурью.
Была также проведена серьезная внутренняя подготовка, которую Бетти затруднялась описать иначе, чем «принятие внутреннего решения» и ожидание подходящего момента, чтобы сесть на диету. Мое нетерпение росло, и я развлекал себя образом огромного японского борца сумо, который расхаживает по ковру, становится в позу и выкрикивает что-то воинственное, готовясь к схватке.
Наконец свершилось! Она выбрала жидкую диету Optifast, полностью отказалась от твердой пищи, каждое утро по сорок минут занималась на велотренажере, каждый день проходила пешком по пять километров и раз в неделю занималась боулингом и танцами. Ее жировая оболочка начала постепенно рассасываться. Она начала сбрасывать вес. Тяжелые складки висящей плоти просто растворялись и исчезали. Скоро килограммы потекли с нее ручьем – полкило, килограмм, иногда два кило в неделю.
Каждый сеанс Бетти начинала с рапорта об успехах: сброшено пять кило, затем девять, одиннадцать, четырнадцать. Она похудела до ста девяти килограмм, затем до ста четырех и ста. Это казалось поразительно легким и быстрым. Я восхищался ею и каждую неделю хвалил ее за успехи. Но в эти первые недели я также слышал жестокий внутренний голос, который нашептывал: «Господи Боже, если она так быстро худеет, то сколько же еды она поглощала до этого!»
Прошли недели – кампания продолжалась. За три месяца она похудела до девяноста пяти килограмм. Затем девяносто, на двадцать пять кило меньше! Затем восемьдесят шесть. Сопротивление возрастало. Иногда она приходила ко мне в кабинет в слезах, проголодав всю неделю, но не потеряв при этом ни грамма. Каждый килограмм давался с трудом, но Бетти продолжала придерживаться диеты.
Это были ужасные месяцы. Ей все опротивело. Ее жизнь была мучительной – безвкусная жидкая пища, велотренажер, голодные спазмы, дьявольская реклама гамбургеров из «Макдоналдса» по телевизору и запахи, вездесущие запахи: попкорн в кинотеатре, пицца в кегельбане, круассаны в торговом центре, крабы на Рыбачьей пристани. Есть ли где-нибудь на земле место, лишенное запахов?
Каждый день был ужасным. Ничто в жизни не приносило удовольствия. Другие члены группы похудения бросили программу – но Бетти держалась твердо. Мое уважение к ней росло.
Я тоже люблю поесть. Часто я целый день мечтаю о каком-нибудь особом блюде, и, когда нетерпение побеждает, ни одно препятствие не может остановить меня на пути к китайскому ресторану или киоску с мороженым. Но, пока продолжалась битва Бетти, я стал испытывать чувство вины во время еды, как будто я предавал ее. Каждый раз, собираясь съесть пиццу, макароны с соусом песто, энчиладу с зеленой сальсой, шоколадное мороженое или какое-нибудь другое блюдо, которое любила Бетти, я невольно думал о ней. Я содрогался при мысли о том, как она, держа в руке открывалку, обедает своим жидким «Оптифастом». Иногда в знак солидарности с ней я отказывался от добавки.