Гилас показал Пирре заячью тропу, потом – ряд извилистых линий, оставленных в пепле змеей. Объяснил, что змея, когда ползет, свивается в кольца, потом снова их расправляет, поэтому между следами промежутки.

– То есть следы – это что-то вроде письменности, – произнесла Пирра. – Так бы сразу и сказал.

– Что такое письменность?

– А говорил, все знаешь, – насмешливо пропела девочка. – Письменность – это такие знаки, которые обозначают разные слова.

Пирра подняла уголек и начертила на камне несколько линий.

– Вот, специально для тебя написала. Это значит «коза».

– Ну и где тут коза? Одни черточки.

– Ладно, не важно. Ты как хочешь, а я пойду посмотрю, куда ведет это русло. Спорим, к Морю!

– Делай что хочешь.

– Вот и отлично.

Она быстро зашагала прочь, только пепел из-под сандалий летел. Гилас остался и принялся разглядывать свои драгоценные следы.

Берега отбрасывали на дно русла темные тени, вдобавок поднялся ветер и поднял целое облако пепла. Казалось, оно следовало за Пиррой. Хрупкие бронзовые ветки мертвых деревьев позвякивали друг о друга. Ей стало не по себе. Девочка решила: дойдет до тополя и сразу повернет обратно.

Вдруг по груди пробежала тень. Над головой раздался шорох, напоминающий хлопанье огромных крыльев. Звездное небо пересекла темная тень.

Пирра со всех ног кинулась обратно к устью. Гилас стоял и глядел вверх. Даже в темноте бледность мальчика бросалась в глаза.

– Что это было? – шепотом спросила Пирра.

Гилас покачал головой.

– Смотрю, на земле кто-то сидит. Подошел поближе, а он взлетел. Сначала думал – стервятник.

– Кто это – стервятник?

– Большая птица, питается мертвечиной. Но эта тварь на стервятника не похожа. Летает слишком быстро.

Ни Гиласу, ни Пирре не хотелось делиться догадками. Но дальше дети пошли вместе и уже не отходили друг от друга.

Через некоторое время мальчик предостерегающе вскинул руку. Пирра притихла и услышала тихое журчание воды.

– Слава Богине, – прошептала девочка.

Они пошли на звук. Зайдя за поворот, наткнулись на целую толпу диких зверей. Лань, рысь и волк вместе рыли землю. Природных врагов объединила жажда. В небе кружили вороны. Прямо на Пирру побежал олень, обогнул ее и скрылся в темноте. И тут она сообразила, что случилось: Сотрясатель Земли засыпал ручей камнями. Звери не могли добраться до воды.

– Не двигайся, – велел Гилас.

Достал кинжал и загородил Пирру собой.

Всего в четырех шагах от них стоял огромный лев с длинной свалявшейся гривой и боевыми шрамами на носу. В глазах мелькнули отсветы звездного сияния. Лев едва ковылял. Из пасти вырывались низкие хриплые вздохи. Животное остановилось, тяжело дыша. С морды свешивались нити слюны. Он с усталым стоном рухнул на бок и уронил голову в пепел.

Гилас убрал кинжал в ножны.

– У него лапы болят, – сказал мальчик. – Смотри.

Пирру замутило от одного вида. Подушечки лап обгорели так, что превратились в ошметки мяса. Должно быть, каждый шаг причинял зверю мучения.

Забыв про жажду, Пирра кинулась к засыпанному ручью и стала разбирать камни.

– Надо принести ему воды.

Сунув руки в расчищенный зазор, Пирра зачерпнула несколько пригоршней и понесла пыльную воду льву. Тот лежал, тяжело дыша и глядя на детей с усталым смирением. Когда Пирра попыталась влить воду ему в пасть, у льва даже не хватило сил ее проглотить.

– Совсем плох, – заметил Гилас.

– Но ему ведь можно помочь?

– Нет, Пирра. Уже нельзя.

Гилас дотронулся ладонью до бурно вздымавшегося бока животного.

– Покойся с миром, – тихо произнес мальчик. – Скоро обретешь новое, сильное тело и боль уйдет.

Золотистые глаза потускнели. Лицо Пирры обдало теплым дуновением. Это дух льва улетел и скрылся в ночи.

Пирра сидела, прислонившись спиной к валуну, и заставляла себя доесть последний кусок жесткого, горького львиного мяса.

Гилас не хотел этого делать. Сказал: «Охотники охотников не едят. В старые времена так не поступали. Но если умираешь с голоду – тебе простительно». Пирра спросила, про какие старые времена он говорит, но мальчик не ответил.

Дети остановились на ночлег в стороне от родника, иначе их затоптали бы спешившие на водопой звери. Ночь выдалась жаркой, можно обойтись и без шалаша. Гилас развел костер на углях: уж этого добра здесь более чем достаточно. Потом с мрачным видом стал разбирать каменный завал. Пирра заикнулась, что эту работу можно отложить и до утра, но Гилас только огрызнулся. Ни Брыся, ни льва спасти не сумел и теперь не допустит, чтобы из-за его небрежения погибло еще одно живое существо.

Вместе Гилас и Пирра расчистили родник. Гилас с удовлетворенным видом заявил, что теперь до воды и слепой еж доберется. Потом Гилас наполовину освежевал льва и отрезал кусок мяса с ребер. Дети его поджарили и поели, пусть и без особого аппетита. Остатки туши оттащили в кусты, чтобы животные тоже кормились. Сердце и хвост положили на камень в качестве подношения для Богини.

Звери быстро заметили, что родник расчищен. Теперь до маленького лагеря постоянно доносился стук копыт и топот лап. Время от времени раздавался рык, звуки короткой потасовки, а потом – тихий плеск и звук капель, падающих с морд хвостатых, утолявших жажду.

Пирра устала, но никак не могла заснуть. Боялась снова услышать хлопанье огромных крыльев.

Девочка понимала, почему Гилас с такой готовностью кинулся свежевать льва и разбирать завал. Хотел отвлечься и не думать о том, что таится в этом месте.

Он сидел по другую сторону от костра и натирал львиный мочевой пузырь золой, чтобы сделать новый бурдюк. Почувствовав на себе взгляд Пирры, вскинул голову.

– Там, над сухим руслом… По-моему, это был не стервятник.

Она нервно сглотнула.

– Вот и я так подумала.

Услышав шум крыльев, оба вздрогнули. Когда над головами с пронзительным карканьем пролетел ворон, Гилас облегченно вздохнул.

Пирра уставилась в темноту. Злобных она боялась, сколько себя помнила. Злобных страшатся все: жрицы, крестьяне, рабы. Эти существа всегда были и всегда будут. Злобные – это тень, крадущаяся за тобой в полночь, и страх, превращающий безобидный сон в ночной кошмар. Когда вздрагиваешь и просыпаешься посреди ночи или по коже вдруг ни с того ни с сего бегают мурашки – знай, Злобные близко. Говорят, они родились из Хаоса еще до появления богов. Злобные охотятся на тех, кто убил своего родича. Можно на некоторое время отпугнуть их, бормоча древнее заклинание. Можно даже ненадолго спрятаться от них, изменив внешность или бежав из родной земли. Но рано или поздно Злобные тебя отыщут и не успокоятся, пока не испепелят твой дух своей яростью и не сведут тебя с ума.