Дверь в подвал распахнулась.

– Какого черта?

– Если не нравится, могу закрыть, – сказал Круча.

Сафрон узнал этот противный голос со вкусом железа и вскочил. Круча пошел на сближение, Сафрон закрылся руками, но удар пришелся по ногам.

– Волчара, гад!

Да уж, это действительно не человек, а зверь какой-то. Оборотень, который появляется из ниоткуда.

Врач едва заметно качнул головой и проговорил:

– Еще бы чуть-чуть, и мы не смогли бы спасти правую руку. А так хотя бы шанс есть. С левой тоже проблемы, но там проще.

Никто не имеет права связывать человеку руки. Не положено по закону. Веревки перекрывают кровоток, это вызывает гангрену. Уж лучше бы Сафрон кандалы на Агнессу надел.

– Я могу поговорить с больной? – спросил Степан.

– Да, конечно.

Агнесса находилась в одноместной палате, охраняемой за казенный счет. Степан лично об этом позаботился.

Руки у нее перевязаны, признаки истощения налицо. Но это не мешало ей улыбаться. Она практически уверена была в том, что ее не за что привлечь. Увы, но это действительно так и было. Уже завтра она могла оказаться в обычной палате.

– Капитан Круча! – заявила женщина, увидев его.

– Старший лейтенант.

– Хочешь сказать, что тебе не быть капитаном?

– Если твой дружок Пантелей снова промахнется, то быть.

– Он не дружок, а мой любовник. Но я ему ни в чем не помогала.

– И Сафрон тебя на привязи не держал?

– А кто видел меня со связанными руками?

– Гангрена видела.

– Нет гангрены и, надеюсь, не будет. Ты же помолишься за меня, разве нет?

– Свечку поставлю.

– За упокой?

– Ты путаешь меня с Сафроном.

– Сафрон желает мне только добра.

– Видел я это добро. Системы «ТТ». С твоими пальчиками.

– В подвале валялся. От старого хозяина остался.

Степан ничего не сказал. Слишком уж сложно будет пришить пистолет Агнессе. Как ни крути, а она пострадавшая. Сафрон держал ее в подвале со связанными руками, это факт. Заявлять на него или нет, решать ей. Это ее личное дело. За страх перед бандитской расправой Уголовный кодекс не карает.

– Ничего у тебя на меня нет, товарищ старший лейтенант. Я же могу называть тебя товарищем?

– Товарищем ты можешь называть Кучеркова.

– Я могла бы сказать, что не знаю такого человека. Но ты же старался, землю рыл. Я уважаю твою работу. Да, был такой эпизод. Сама не знаю, что на меня нашло. Но я же извинилась и все вернула.

– Ты так говоришь, как будто находишься под защитой Сафрона, и Кучерков должен тебя бояться.

– Если захотите, он будет бояться вас, товарищ старший лейтенант. – Агнесса вдруг перешла на «вы». – Но вы же этого вовсе не желаете. Вам угодно, чтобы жители Битово ничего и никого не боялись. Я и в самом деле уважаю ваш труд.

– Не юродствуй.

– Я слышала, Пантелей в тебя стрелял. Это из-за Марины. Он ее страшно ревнует. Я не задела тебя за живое?

– Ты играешь с огнем, девочка, – заявил Степан и покачал головой.

– Я знаю, что ты огонь, но не играю с тобой, говорю серьезно.

– Сафрон, Пантелей. Ты между двух огней. Как бы не сгореть.

– Да, мне страшно, – сказала Агнесса. – Я очень надеюсь на твою поддержку, хотела бы помочь тебе найти Пантелея, но ничего не знаю.

– Он убил двух человек и троих ранил.

– Да, он держал меня в квартире, когда подъехали ребята. Пантелей бросился на них, как зверь. Я видела, как он убивал.

– Сама видела?

– Он меня очень сильно ударил, но я быстро пришла в себя, открыла дверь и видела, как он стрелял. Если надо, я дам показания, – с самым серьезным видом проговорила Агнесса.

– Надо.

– Бери протокол, записывай.

– Не мне надо.

– А никому другому я ничего не скажу, – заявила она. – Только тебе. Я тебя уважаю.

Степан кивнул и вышел из палаты. Не мог он больше смотреть на эту хитромудрую выхухоль. У него возникло желание поскорее вымыть руки.

Теплый вечер, приятный ветерок, мягкий шелест листвы. Скамейка возле дома удобная, из тех, которые ставят в парках. Видно, хозяин дома приделал ей ноги, уволок с какой-то аллейки.

Пантелей сел на нее и встать не мог. Рана не тревожит, слабость в теле не пугающая, ноги держат. Ему просто не хотелось подниматься. Воздух чистый, свежий, дышится легко. Тихо вокруг. Пацаны ходят, хлопают дверями, скрипит колодезный журавль, а все равно тихо. На то она и деревня. Чуйка молчит, не звучит в душе тревожный звонок.

– В колодце вода такая вкусная, – сказал Ластик и подал Пантелею ковш.

Тот сделал несколько глотков, кивнул и сказал:

– Угодил. – Он подал знак, приглашая Ластика присесть, и продолжил: – Что-то ты лажать начал не по-детски.

– Почему?.. – буркнул Ластик. – Я троих тогда на хате положил.

– И двоих в Битово.

– Ну да.

– А Сафрон жив.

– А если у него душа заячья? Ты же сам рассказывал, как он от тебя убегал.

– Да, как заяц. Два раза.

– Ну.

– Что ну?

– Достану я его. Никуда не денется.

– И Круча жив.

– И с ним решу.

Пантелей закинул руки за голову и посмотрел в небо. Облака легкие, пушистые, спокойно плывут в темнеющей синеве. Так вот сидел бы и глядел, в тишине и спокойствии.

Но это сейчас у него такое настроение. Потому что состояние хреновое. Им пришлось побегать от ментов и братвы. Далеко они забрались, устали. Пока бросили якорь здесь, но скоро им станет скучно. Их снова потянет на подвиги, и они отправятся в Москву.

Марина зовет и манит. Он просто обязан к ней вернуться.

Варвара на курорте, Агнесса молчит, предъявить Сафрону нечего. Но Степан не велел снимать с него наручники, пусть в них посидит.

– Что, страшно? – спросил Сафрон, показывая на свои руки.

Степан удивленно вскинул брови. С чего это ему страшно?

– Вдруг волю рукам дам, да?

В ответ Степан лишь пожал плечами.

– Ты меня уже достал, – нервно сказал Сафрон.

– Я всегда тебя доставать буду. Даже после того, как Пантелей пристрелит. Мало ли, вдруг эксгумация понадобится?