Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Глянь-ка, кто к нам пожаловал! Привет, Том. Давненько тебя не видно. Как поживаешь?
– Неплохо, спасибо, – отозвался шериф. – А ты сама как?
– У меня все тип-топ.
– Ты хорошо выглядишь.
Линда вскинула бровь.
– Ездишь собираешь голоса или просто решил заглянуть?
Шериф не улыбнулся.
– Ни то ни другое, как это ни печально. Могу я войти?
– Ох, о чем я только думаю! Конечно, заходи!
Бертон прошел в дом следом за ней. При нем был полиэтиленовый пакет с чем-то красным внутри. Линда мельком посмотрела на пакет, потом снова перевела взгляд на шерифа. Она понятия не имела, что там такое, но понимала, что слишком разглядывать не стоит.
– Хочешь что-нибудь выпить? Может быть, чаю со льдом?
– Нет, благодарю. У меня к тебе разговор. Насчет твоей девчушки, Эми.
– Она наверху. Последние несколько дней ей ужасно нездоровится. Подцепила какую-то заразу.
– Бедняжка, – посочувствовал Бертон. – Когда, говоришь, она заболела?
– Моя малютка со среды не ходит в школу.
– Мне бы перемолвиться с ней словечком, если ты не возражаешь.
– Ну, вообще-то, я возражаю, Том. Ей очень плохо.
Бертон вытащил то, что лежало в пакете, и показал ей. Школьный учебник, весь в розовых разводах, от бумажной обложки остались только бурые ошметки. Гигантские буквы, выведенные «мэджик маркером». Энергичный почерк Эми: «ГИГИЕНА», и ниже: «ЭМИ ГРИН». Цветочки, рисунки, обрывки песенных текстов – все это смазанное, почти неразборчивое.
– Боюсь, я должен настаивать, – сказал шериф.
Линда захлопала глазами:
– Я, э-э… мне не прочитать. Что там написано?
– Это школьный учебник твоей дочки.
Она отхлебнула из бокала, лихорадочно соображая.
– Где ты его нашел?
– Мы вытащили его из машины того человека.
– Какого человека?
– Один бродяга по имени Рэй Боуи, он работал в Доме. До недавнего времени. Но сейчас он мертв, поэтому я интересуюсь. Ты в курсе, что твоя Эми могла быть с ним знакома?
– Какой ужас! Нет, она о нем никогда не упоминала.
– Ты знаешь, где была Эми во вторник вечером?
– Она пришла домой около шести. Потом мы поужинали. Она пошла наверх делать уроки, потом спустилась посмотреть телевизор. Все как обычно.
– Ну ладно, – сказал Бертон.
– Что «ладно»?
– «Ладно» в смысле, я должен с ней поговорить.
– Может, лучше присядем на диван, поболтаем немного?
– Линда, я бы рад пообщаться, но время поджимает.
– Эми хорошая девочка, – сказала Линда.
– Конечно! Я знаю. Даю слово: что бы она ни рассказала мне о своих взаимоотношениях с Рэем Боуи, я буду держать это при себе.
– Том… только учти, ей ужасно плохо.
– Я буду с ней мягок, клянусь, – отозвался шериф, уже направляясь к лестнице.
– Подожди, – умоляюще проговорила Линда.
Шериф вздохнул.
– Это необходимо. Я по-любому поднимусь к ней.
Линда бросила взгляд на диван, где было спрятано оружие.
– Ну хорошо, иди. Я скоро к вам присоединюсь.
Эми стонала, объятая лихорадочным сном. Чумные дети плясали перед горящим деревенским домом. Безобразно искаженные силуэты, кривляющиеся и прыгающие тени. «Стыдомания» вопила во всю мочь, заглушая их хохот.
«Эми!» – голос ее матери из темноты.
Дети совали в огонь вилы, чтобы поджарить нанизанные на них маршмеллоу.
«Эми! Эми!»
Мама звала ее домой ужинать.
Маршмеллоу превращались в отрезанные руки и ноги; с них капало.
Боуи ухватил ее сзади за шею и показал ей хлыст. «Давай, малышка! Ты упустишь все веселье!»
«Эми!» – позвала мама.
Она проснулась, насквозь мокрая от пота.
– Нет! Я не хочу!
Над ней стоял шериф, глядя на нее.
– Привет, солнышко. Как ты себя чувствуешь?
– Шериф?
– Он самый. Вот, пришел тебя проведать.
Она оглядела свою комнату.
– Но я нездорова, сэр.
Все, чего ей хотелось – это снова заснуть. Пускай ей снится всякая дрянь, так она сможет забыть то, что произошло в реальности. Притвориться, что это не было реальным.
Шериф Бертон присел на край кровати и положил свою шляпу на одеяло.
– Мне надо задать тебе несколько вопросов насчет Рэя Боуи.
Эми потрясла головой, не уверенная, что это не очередной сон.
– Видишь ли, солнышко, Боуи мертв, – сообщил Бертон. – Его кто-то убил.
– Я знаю, кто это. Но мы не друзья, ничего такого.
– Угу, – проговорил Бертон.
Эми осознала свою ошибку. Надо было показать свое удивление при известии о его смерти.
– Ты когда-нибудь садилась к нему в машину? – спросил шериф.
Мама, стоя за его плечом, едва заметно кивнула. Она держала одну руку в оттопыривающемся кармане своего домашнего халата.
– Да, сэр, – сказала Эми. – Но только один раз.
– Ты была с ним, когда его убили?
Мама напряглась:
– Послушай, Том…
– Это простой вопрос, – проговорил шериф, не спуская глаз с Эми.
Эми разразилась слезами.
– О боже!
– Ты опять ускользнула, верно? – спросил Бертон. – Вы немного покатались, а потом где-то припарковались.
– Мы просто разговаривали, – произнесла Эми. – Честное слово!
Мама нахмурилась.
– Что значит «опять ускользнула»?
– И что было дальше? – продолжал шериф, игнорируя ее.
Эми ужасно хотелось во всем сознаться, но она просто не знала, что говорить. Когда она пришла в себя, Боуи был уже мертв. А значит, она не могла этого сделать. Это была не она. Это была та штука внутри нее. Штука, которая боролась, чтобы защитить себя.
– Монстр, – выдохнула Эми.
– Там появился какой-то чудик? Что случилось, Эми?
«Чудик», – подумала она. О чем это он?
Эми собрала воедино всю свою ненависть. К Боуи, к чуме, к малютке Тони, плавающему в банке, к существу, которое таилось внутри нее самой. Ко всем этим тварям, где бы они ни были. Ко всему поколению чумных детей.
Да, решила она. Он прав. Он прав во всем.