надеждах. Казалось бы, надежды Волкова не должны были волновать Романа, но ведь волновали. И ничего поделать с этим он не мог.

К моменту, когда Роман добрался до Машиного дома, его ощутимо потряхивало от нервов и страха. Он боялся, что Маша успела рассказать все Ирине Петровне без него и огребла по полной. Боялся, что Маша успела каким-то образом сделать за ночь аборт. Еще боялся, что Ирина Петровна может теперь его и на порог не пустить, потому что формально он Маше пока никто, а если она заставит дочь избавиться от нежеланного ребенка, то Роман так никем и останется. Как строить отношения после такого, он понятия не имел. Единственное, в чем он был уверен этим пасмурным утром, — это в том, что он хочет поддержать Машу. Он ее любит и готов почти ко всему. Во всяком случае, он очень надеялся, что выглядит человеком, уверенным в своих поступках и решениях, хотя в голове был полный сумбур.

Маша ждала его у подъезда. Она зябко куталась в пальто и выглядела бледной и уставшей. Остановив машину, Роман про себя выругался. Что же он даже цветы не догадался купить?!

Маша прошмыгнула на переднее сиденье раньше, чем он успел выйти, чтобы открыть ей дверь. Роман захлопнул дверь со своей стороны и улыбнулся:

— Привет. Как ты?

— Ужасно, — Маша не улыбнулась в ответ. — Только подумаю об этом, как меня трясти начинает. Ромка, что нам делать?

Роман сжал ее ладонь и, подавшись вперед, коротко поцеловал.

— Мы же уже всё решили. Сейчас убедимся, что всё в порядке, а потом поедем разговаривать с твоими родителями и собирать вещи.

— Вещи? — несчастным голосом переспросила Маша.

— Да, ты переезжаешь, — твердо сказал Роман, хотя на самом деле не представлял, каково Маше будет с ним жить. Ведь одно дело — периодически встречаться, а совсем другое — находиться рядом сутками. Сам Роман не был к этому готов, но сложилось так, как сложилось.

Маша съежилась на сиденье, и он сжал ее ледяную руку.

— Всё будет хорошо. Верь мне.

Кажется, она не верила, но спорить не стала.

До приема еще оставалось время, поэтому Роман притормозил у круглосуточного цветочного. Маша непонимающе на него посмотрела, когда он попросил ее посидеть пару минут.

Роман выбрал букет алых роз. Он понятия не имел, какие цветы нравятся Маше, а консультант настаивал на том, что все девушки любят розы.

Маша цветам удивилась, и ее щеки трогательно порозовели.

— Всё будет хорошо, — повторил Роман, передавая ей букет.

Маша кивнула и прижала бутоны к губам.

Холл гинекологического отделения освещался нестерпимо ярко. Маша присела на краешек кожаного дивана, а Роман принялся расхаживать из угла в угол. Свет люминесцентных ламп отражался от плиток пола, и у невыспавшегося Романа начали слезиться глаза. Надеть линзы после бессонной ночи было определенно плохой идеей. Он остановился и, сжав переносицу, попытался сморгнуть слезы.

— Всё в порядке? — тут же участливо спросила администратор.

Роман торопливо кивнул и вернулся к Маше. Та смотрела на него встревоженно, как и две другие женщины, сидевшие на диване напротив. Маша потянула его за руку, заставляя присесть рядом.

— Не паникуй, — попросила она, и Роман медленно выдохнул.

Отличная от него поддержка. Ничего не скажешь.

Дверь кабинета открылась, и Роман вскочил навстречу вышедшему доктору.

— Мы в другой кабинет, — прошептала Маша, и Роман опустился на диван, проводив взглядом пациентку, которую пригласила к себе доктор.

Роман сжал Машину ладонь и зажмурился.

— Я пошла, — вдруг прошептала Маша, вытаскивая ладонь из его пальцев. Роман вновь вскочил, уставившись на сурового вида женщину в бежевом медицинском костюме.

— Мария? Проходите, пожалуйста, — дежурно улыбнулась доктор, указав на дверь своего кабинета.

— А можно мне тоже? — выпалил Роман, и доктор приподняла бровь совсем как Ирина Петровна. Роман расправил плечи. Плевать. Пусть смотрит как хочет. Это и его касается.

— После осмотра непременно, — чуть насмешливо произнесла Вера Игоревна. Ее имя Роман прочел на бейджике.

Он придержал Машу за рукав и прошептал на ухо:

— Не делай только ничего без меня, хорошо?

Маша удивленно на него посмотрела и нервно прыснула.

— Рома, это так не делается, — прошептала она в ответ. — Я пока просто на осмотр и на УЗИ.

Дверь за Машей закрылась, а Роман остался стоять столбом под любопытными взглядами администратора и ожидающей своей очереди беременной дамы.

Последней Роман улыбнулся и, подумав, произнес:

— Отличная сегодня погода, не правда ли?

Администратор фыркнула, а женщина, к которой он обратился, вежливо улыбнулась в ответ.

— Это точно, — произнесла она и многозначительно посмотрела на пасмурную серость за окном.

Роман шумно выдохнул и подумал, что Волков в такой ситуации закурил бы. Роман не курил, но стоять просто так ни сил, ни нервов не хватало, поэтому он направился к автомату с кофе. Оттуда просматривалась дверь, за которой скрылась Маша, а еще здесь можно было вдумчиво прочесть названия двух десятков напитков и инструкцию. А еще подумать, почему на русском это называется «автоматом». Никакой же логики.

Заниматься всем этим было всяко лучше, чем изучать яркие, разложенные вокруг буклетики с изображением розовощеких младенцев.

Глава 18

Каждый новый твой день преподносит все новые тайны.

В субботу Яна ушла из дома с самого утра, чтобы не пересекаться с мамой. Она сходила в кино, потом посетила какой-то маловразумительный тренинг по раскрытию своего творческого потенциала, погуляла по Арбату, встретилась с бывшей одногруппницей, но ничто из этого так и не смогло заставить ее перестать думать о Сергее Евгеньевиче Волкове и его возможной роли в истории разорения компании.

Вечером, когда она вернулась, ей пришлось поужинать с мамой, потому что отказ выглядел бы странно. Мама находилась в задумчивости, поэтому они почти не разговаривали, что было Яне только на руку. Обсуждать Диму и участие Яны в его срыве хотелось меньше всего. А так, сидя в тишине, почти получалось делать вид, что ничего не произошло.

Вот только ночью скрыться от мыслей не получилось, и Яне приснился кошмар. Что именно снилось, она не помнила. Помнила лишь, что там были отец и Дима. И, кажется, они оба погибали. Яна не верила в вещие сны — мама воспитала ее реалисткой, — но мысль о том, что Дима умер, пусть даже и во сне, не давала покоя.

В воскресенье утром Яна малодушно сбежала в бассейн. Боялась, что делать вид, будто все хорошо, не выйдет. Мама говорила, что для Димы ничего не изменится, если Яна унаследует компанию. А еще она говорила, что дети Волкова — психи. Будь это не так, наклейка с самолетиком не выбила бы Диму из колеи. Вот только в ее сне Дима умер. И теперь ей было страшно, а еще очень стыдно.

Фитнес-клуб, в который ходила Яна, располагался неподалеку от работы. Сидя в полупустом вагоне метро, она слушала стук колес и старалась ни о чем не думать, но чувства стыда и тревоги не давали расслабиться. Мама прислала сообщение, когда она выходила из подземки. Яна хотела было сделать вид, что никакого сообщения не видела, но на заблокированном экране высветилось начало: «Меня не теряй. Уезжаю до вече…»

Яна открыла текст целиком: «Меня не теряй. Уезжаю до вечера. Если что-то срочное, пиши. Звонить не нужно».

Это было настолько не в духе мамы, что Яна невольно нахмурилась, уставившись на экран телефона. Кто-то сильно толкнул ее в спину, и женский голос раздраженно произнес: «Стоит тут столбом на проходе!»

Яна поспешно отошла в сторону. Она хотела написать: «Всё в порядке?» — вот только знала, что получит в ответ. Даже если что-то не в порядке, мама никогда в этом не признается. Особенно ей.

«Хорошей дороги», — ответила Яна, понимая, что это очень глупая фраза. Мама тут же прислала: «Спасибо». Яна некоторое время смотрела на телефон, а потом поправила ремень сползавшей с плеча спортивной сумки