«Психопатия – это наиболее тяжелые, необратимые изменения личности, не поддающиеся медикаментозному и психологическому лечению. И нет ничего удивительного, скорее наоборот – есть естественная закономерность в том, что самые страшные преступления совершают психопаты» – так они пишут. Но польза от этой писанины только одна.

«Согласно исследованиям, начиная с девяти лет ребенок получает морально-нравственное воспитание из внешнего мира…»

Я живу в окружении эгоистичной заботы.

«…Среднестатистический родитель уделяет общению с ребенком в среднем тринадцать минут в день…»

Каждый вечер меня пытают расспросами о том, как прошел мой день. Думаю, мамаша хочет получить премию «Лучшая мамочка Калифорнии всех времен».

«…Это критически важные годы в воспитании ребенка, пренебрежение которыми может привести к катастрофическим последствиям».

От всей этой писанины есть только один толк: ее можно распечатать и подтираться вместо туалетной бумаги.

Эти психологи, все их многочисленные научные труды – мусор, не имеющий к действительности никакого отношения. Они знают о психопатах не больше, чем астролог о происхождении и эволюции вселенной.

Эл-Три-Фута подарил мне несколько дней счастья. Я и сегодня, вспоминая те дни, испытываю легкое волнение. Нужно ценить это. И я ценю. Волнение – что может быть приятнее этого чувства? Вы испытываете его каждый божий день по малейшему поводу. Когда пересматриваете любимый фильм; открываете первую страницу обещающей быть интересной книги; покупая билет на Бали; делая предложение любимой; каждая минута вашей никчемной жизни – это волнение. Дар, которым вы не вправе владеть, потому что не способны оценить его в полной мере. Приятный холодок, пробегающий по вашим телам, вы порой даже не замечаете. Я же хватаюсь за него, как за спасательный круг, стараюсь успеть прочувствовать его целиком, пока он не исчез, наслаждаюсь каждой секундой, бережно сохраняя в эмоциональной памяти испытываемые ощущения.

Эл хотел лишить меня этого чувства. Ему почти удалось. Он скрыл от меня страх приближающейся смерти так далеко, что пришлось вглядываться в его глаза. Впрочем, я благодарю его и за это. Он позволил мне испытать отчаяние, это горькое, но, несомненно, яркое чувство, когда попытался обмануть меня, что ему не страшно.

И еще кое-что он дал мне. И за это я не забуду его никогда. Благодаря Элу я знаю, что эмоции, испытанные мной в тот последний вечер его жизни, – это всего лишь маленькая толика, блеклая тень, отсвет настоящих переживаний (?чувств). Чтобы испытать их в полной мере, мне нужен кто-то, кто будет бояться смерти по-настоящему; кто-то, кто еще не успел пресытиться вкусом жизни и будет хвататься за нее, ломая ногти в кровь; мне нужен тот, кто любит жизнь каждой клеткой своего тела; юного тела.

Мне нужен ребенок.

* * *

До Иллинойса мы ехали почти без остановок.

За рулем, разумеется, сидела Эйлин. Она гнала «Цивик», не обращая особого внимания на ограничения скорости. Не потому, что мы так уж сильно спешили. Вероятно, по-другому она не умела. В общем-то, мне было все равно. Все мои мысли занимала предстоящая встреча с Колином Гарретом – человеком, убившим меня. Раньше я старательно избегал называть вещи своими именами. Я говорил: «попытка убийства»; говорил: «тяжелое ранение»; говорил: «чудом спасся». Но на самом деле Гаррет не ранил меня; и я не спасся. В сущности, этот человек сделал то, что хотел. Забрал у меня жизнь. Мы есть наша память. Лиши нас ее, и что останется? Ничего. Наше «Я» состоит из прошлого, которое, в свою очередь, определяет будущее. Тот, в кого стрелял Гаррет, скончался, и на его месте появился я – «новорожденный» сорокалетний мужчина без принципов; без увлечений; без привычек; без профессии. Параноик, мучимый ночными кошмарами. Кусок мяса. Кадавр, сердце которого билось.

Долгие годы свихнувшийся человек разыскивал меня по всем штатам с единственной целью – убить. Какое горе сподвигло его на это? Что такого я должен был натворить, чтобы он посвятил этому чуть ли не треть жизни?

Ответа я не находил, разумеется.

Вместо этого всплыло в голове, и я сказал:

– Войс овер.

– Что? – спросила Эйлин.

– Так называется общий элемент сценария, когда персонаж говорит, но не на экране. Например, мы слышим его мысли.

– Ты это к чему?

– В том-то и дело, что совершенно ни к чему. Просто появилось только что в голове это бесполезное определение. Каждый раз, когда такое происходит, мне хочется кого-нибудь придушить. Себя.

– Любые воспоминания важны.

– Эйлин. – Я устало поморщился. – Ты говоришь как твой брат. Они могут значить все что угодно. Или не значить ничего. Может быть, я каким-то образом причастен к миру кино, а может, просто любил на досуге почитать википедию обо всем на свете. Стараться связать из таких разрозненных обрывков воспоминаний что-то целое – все равно что сейчас начать расследовать убийство похоронного клоуна в Древнем Риме: элементы колпака отрыли, кости обследовали, а что за чертовщина с ним случилась – одному богу известно.

– Ты есть хочешь? – неожиданно сменила тему Эйлин.

– Не очень. Еще пара пачек «Принглс» осталась.

– В Чикаго остановимся на ночлег.

Я кивнул. Так мы и планировали. Выехав из Нью-Йорка рано утром, мы рассчитывали добраться до Иллинойса еще затемно.

Дорожный указатель сообщил, что мы прибудем туда через пятьдесят миль. Семь часов в дороге утомили меня. Наслаждаться пейзажами я перестал еще до того, как мы проехали Кливленд. Будь моя воля, я бы гнал машину до самого Лос-Анджелеса без остановок на ночлег, меняясь с Эйлин местами каждые, скажем, триста миль, но это, конечно, не решение: понятия не имею, насколько хороший из меня водитель. Мне бы наслаждаться внезапным путешествием в компании с такой красоткой, курить да поглядывать в окно, покачивая ногой в такт какой-нибудь песне, какие обычно крутят на дорожных радиостанциях, но вместо этого я с горечью думал о том, что «Боинг» доставил бы нас до Калифорнии за несколько часов. Только вот документов у меня не имелось никаких, поэтому комфортный перелет мне заказан. Любой перелет. На комфорт мне было плевать. Я лишь мечтал как можно быстрее добраться до Колина Гаррета. Жаждал этой встречи и одновременно боялся ее. Это сродни чувству, какое бывает, когда нужно идти в клинику за результатами анализа биопсии. С одной стороны, вы хотите поскорей узнать, все ли с вами в порядке. А с другой – ваши ноги ватные, и вы откладываете посещение больницы.

Кстати, из-за самолетов, вернее, из-за того, что добраться до Лос-Анджелеса я мог не иначе как на машине, Эйлин и вызвалась поехать со мной. Бак, конечно, тоже порывался, но я отговорил. У него сейчас самая пора заказов, работы невпроворот. Я и Эйлин пытался отговорить, но куда там. И кроме того, ведь действительно, без ее помощи мне пришлось бы намного труднее. По крайней мере, из нас двоих только у нее была новенькая машина, с которой нас вряд ли могут ждать какие-либо сюрпризы в виде внезапной поломки двигателя посреди трассы.