Уилл воззрился на нее.

– Мы же напарники, помните уговор? Мы узнаем, кто убил моих родителей?

– Я помню. И работаю над этим.

– Знаю, что работаете. Но я тоже хочу работать над этим. Я дала вам список. Что вы успели с ним сделать?

– Собираюсь пройтись по нему.

– Хорошо, – Джули натянула свою толстовку. – Я готова идти.

– Не думаю, что это хорошая мысль.

– Я не думаю, что хорошая мысль, чтобы я отсиживала тут задницу, ничего не делая, кроме как таращась в телескоп. Так что я иду либо с вами, либо сама. Так или иначе, но я иду.

Роби со вздохом распахнул для нее дверь.

– Но вопросами позволь заниматься мне.

– Иначе я и не собиралась, – ответила Джули.

«Врунья», – подумал Уилл.

Они сидели в прокатной машине Роби, наблюдая за дуплексом ее родителей.

Поерзав, Джули поинтересовалась:

– И каким же образом это должно нас продвинуть?

– Мы смотрим, не объявится ли кто-нибудь любопытный. Я закладываю еще полчаса, и двигаемся дальше.

– Это переливание из пустого в порожнее, верно? Вы хотите, чтобы мне стало настолько скучно, что я протрубила бы отбой и отправилась сидеть обратно в квартиру, верно?

– Ты относишься с таким скепсисом всегда и ко всем?

– По большей части – ага. То есть хотите сказать, что вы не скептик?

– В разумных пределах.

– Какого черта это значит?

– Не бери в голову.

Роби поглядел из окна на бродячего кота, вприпрыжку несущегося по тротуару. Начал сеяться мелкий дождичек, и животное, прибавив ходу, скрылось в переулке.

– Долго твои родители здесь прожили?

– Года два. Дольше мы нигде не жили.

Он перевел взгляд на Джули.

– Тогда изложи мне краткую версию своей жизни.

– Да рассказывать-то особо нечего.

– Это может помочь в расследовании.

– Я просто вспомнила кое-что. Слова, которые мама сказала, когда там был мужик с пушкой.

– Какие?

– Когда мужик на меня нацелился, мама сказала: «Она ничего не знает».

Роби выпрямился на сиденье, крепче сжав руль.

– И как же ты забыла сказать мне об этом?

– Не знаю. Просто вернувшись сюда и увидев дом, я вдруг подумала об этом.

– Она сказала мужику, что ты ничего не знаешь, – произнес Роби. – То есть подразумевается, что твоя мама знала что-то. А прежде ты говорила, что он спрашивал твоего папу, что ему известно.

– Я вижу, куда вы клоните. Значит, кто-то думает, что я тоже это знаю, несмотря на мамины слова. Но если мужик, охотившийся за мной, погиб при взрыве…

– Не играет роли. Он наверняка поддерживал связь с теми, на кого работал.

– Может, он был одиночка?

– Не думаю.

– Почему?

– Не тот типаж. Я-то знаю. И потом, кто-то же убрал трупы твоих родителей и взорвал тот автобус. Явно не он. У него попросту не было времени.

– Зачем им взрывать автобус? Если они пытались убить меня, меня в нем не было.

– Но они могли этого не знать. Скажем, кто-то выстрелил зажигательным в бак на стороне, противоположной от двери. Окна автобуса были тонированы. Они могли и не знать, что мы вышли из автобуса. Просто перестраховывались, на случай если их человек на месте опростоволосится, что он и сделал.

– По-вашему, они по-прежнему считают нас мертвыми?

– Сомнительно. Помнишь типа с винтовкой в переулке? Этот бардак они тоже зачистили – а значит, знают, что он нас не укокошил.

Джули поглядела за окно.

– Во что могли вляпаться мои родители?

– Давай отследим их перемещения еще немного и поглядим, что всплывет.

– Куда вначале?

– В закусочную, где работала твоя мама. Указывай дорогу.

С Джули в роли штурмана Роби доехал до закусочной, до которой оказалось рукой подать, остановил «Вольво» у бордюра примерно кварталом дальше с противоположной стороны улицы от закусочной и заглушил двигатель.

– Тебя там знают, верно?

– Ага, само собой.

– Так что я не уверен, что тебе разумно там показываться.

– Так что ж мне, сидеть в машине одной-одинешенькой? Такого уговора не было.

– План постоянно модифицируется в зависимости от обстановки на местах.

Дотянувшись до заднего сиденья, Уилл пододвинул сумку, прихваченную из квартиры, и извлек бинокль.

– Вот план. Я зайду и задам несколько вопросов. Ты будешь на стрёме. Если кто-нибудь будет проявлять неумеренный интерес, сними его своей камерой.

– А как вы объясните, почему задаете вопросы в закусочной?

Снова потянувшись к сумке, Роби извлек два трансивера, наушник скрытого ношения и гарнитуру. Последнюю он отдал Джули.

– Ты – командный центр. Говори сюда, и я смогу тебя услышать, но больше никто, ясно? А ты сможешь четко слышать все и отсюда. Будешь снабжать меня информацией, когда сочтешь уместным. Лады?

– Лады, – Джули улыбнулась. – Круто!

Надев свой наушник, Роби включил трансивер и пристегнул его на спине к поясу, где его прикроет пиджак. Вылез из машины, а потом наклонился обратно.

– Если увидишь что-то не то или будут скверные предчувствия, просто скажи «ходу», и я буду здесь через пять секунд, лады?

– Лады.

Захлопнув дверцу, Уилл поглядел налево и направо, а затем направился к закусочной. Джули в бинокль наблюдала за каждым его шагом.

Опустившись на свободный табурет, Роби взял замусоленное меню из подставки на стойке. Перед Уиллом встала официантка в поношенной синей форменной одежде и не самом опрятном фартуке поверх. За правым ухом у нее торчал карандаш. Лет пятидесяти, широкобедрая, с седыми корнями, проглядывающими среди светло-русых волос.

– Что я могу вам подать? – спросила она.

– Чашку черного кофе для начала.

– Сейчас будет. Я как раз поставила свежую порцию.

В ухе Роби голос Джули сообщил: «Ее зовут Шерил Косманн. Мамина подруга. Хороший человек».

Роби чуть заметно кивнул, показывая, что принял сведения.

Принеся чашку кофе, Шерил поставила ее на стойку.

– Похоже, вам не помешало бы нарастить мясца на кости. Наш мясной рулет весьма недурен. Нажористый, ребра торчать не будут. Видит бог, я его вволю накушалась. Не видала собственные ребра лет двадцать, – она хохотнула.