– Я не понимаю, – сказала Эша.

– Чего именно? Как развязать узел?

Он не поднял головы, изучая изгиб веревки и корча гримасы из-за липкого каучука.

– Нет же, дубина.

А вот тут он посмотрел на нее. И ухмыльнулся.

Она нахмурилась. В детстве головкой стукнулся, что ли? Она же его оскорбила.

– Почему ты улыбаешься?

– Ты напоминаешь мне друга. Он вечно обращается ко мне, используя немалый запас вдохновенных ругательств.

– Даже не знаю, почему бы это, – сухо промолвила она.

– И чего ты не понимаешь? – Она вопросительно взглянула на него. – Ты сказала, что чего-то там не понимаешь.

– А. – Она смолкла на миг, не зная, как выразиться. – Отчего ты вышел и помог мне в ту первую ночь?

Он вдруг замер, бросив узел, и дернул углом рта. Было похоже, что он взвешивал, стоит ли вообще обсуждать это с Эшей. Наконец он фыркнул.

– Имеешь в виду ночь, когда я не распознал прокравшуюся к дому змею? Когда ты использовала меня, чтобы убить генерала Хотха?

Эша считала, что имеет право гордиться, но ее задел сарказм в его описании.

– Я не собиралась тебя использовать. Ты просто появился на горизонте.

Он промолчал, метнув в нее острый взгляд. Бросив узел, он развернулся к ней, насколько смог из-за клея.

– Объявили перемирие, и все же какая-то девица бродит возле Крепости всего лишь за полчаса до начала военной тренировки. Я предположил, что ты – новичок в этих местах. Я не знал, кто ты, но испугался, что тебя затопчут, тем более что все солдаты напились. И я решил, что не стоит стоять и ждать.

Эша прикусила губу, размышляя о том, что все ее текущие проблемы из-за трепетного сердца этого солдата.

Абсолютный парадокс в ее мире.

– Однако теперь я не такой наивный. Знаю, что ты своим мечом-плетью можешь выкосить половину полка. Вынужден признать, что ты талантлива. – Он указал на нее ножом. – Но это ничего не меняет.

Слова были сказаны с силой, однако в его взгляде блеснула неуверенность.

Он ошибался.

Все уже изменилось.

Она уставилась на Кунала, стараясь определить ту минуту, когда ее чувства к нему преобразились. Он был хорош собой, без сомнений, но было еще кое-что, кроме этого. Сейчас в ее груди таилась искорка надежды и удивления.

Эша хотела узнать его, понять – но как это сделать в мире, который дали им боги?

Она молчала достаточно долго, чтобы он вернулся к узлам. Сосредоточившись на распутывании веревок, он сдвинул брови и закусил губу.

– Ты когда-нибудь уедешь?

Он вопросительно взглянул на нее.

– Откуда?

– Из Крепости, – прошептала она.

Его лицо на миг приняло задумчивое выражение, словно он решил – когда ты с врагом, буквально, в одной яме, можно позволить себе откровенность.

– Я никогда не собирался провести там всю жизнь. Я же говорил, что не хотел быть солдатом. Год назад я думал, что в лучшем случае стану Щитом Сенапа. А в худшем – останусь до увольнения со службы лет через пять-десять. – Теперь он посмотрел на нее прямо. – Со временем заведу семью. Уеду в родные края и буду преподавать боевое искусство.

– А сейчас? – допытывалась она.

Кунал резко повернулся к ней, словно надеясь найти на ее лице подсказку.

И, кажется, нашел.

– А сейчас… не знаю. Я не ожидал всего, что свалилось на меня в последнее время, особенно шанса стать командующим. Но раз уж все сложилось именно так, я бы хотел иметь возможность оставить след. Изменить положение вещей.

– Например?

Он уронил руку, нож свободно лежал в пальцах.

– Настоящее правосудие. Суд князей, как раньше. Наказание для солдат, уличенных в воровстве. Разговоры без страха кары.

Она молчала, позволяя его речам просочиться внутрь. Рисуя образ будущего, которое, вероятно, никогда не увидит. Но, сидя рядом с ним и слушая его мягкий голос, Эша позволила себе помечтать.

Конечно, невозможное влекло ее. Харун вечно твердил, что в ней дремлет саморазрушение. Может, это оно и есть. Это стремление узнать парня, всю историю которого она была обязана уложить в два слова – джансанский солдат.

Давненько она не чувствовала себя такой живой, такой любопытной. Все, что Эша ощущала после убийства родителей, – злоба и бесконечная скорбь.

Ненависть. Жажда мести.

Они еще скрывались в ее груди. Но в глубине сознания звучали и слова отца.

«Цель посла – перекинуть мостик через пропасть, найти сходства между людьми и взращивать их, точно драгоценный цветок в летний зной».

Давняя печаль снова завладела ею. Отец был великим послом для Дхарки.

Она принимала их существование как должное – свободное владение разными культурами, стиль жизни – и лишь после их гибели осознала, сколько утратила. Вот почему она не остановится, пока не умрет человек, из-за которого оборвалась жизнь ее родителей.

А сколько других семей было разбито, уничтожено? Сколько других девочек видели родителей в крови, нерожденных братьев и сестер – ушедшими в единый миг?

С годами боль стала не такой острой, но никуда не исчезла, и Эша знала – это навсегда. Она взглянула на Кунала, который наблюдал за ней все это время с непроницаемым выражением.

Знай он глубину тьмы в ее душе – отвернулся бы в ужасе.

Он никогда не видел ее с мечами в руках, с кинжалом, покрытым свежей кровью. И она не покажется такой никому, кого не намерена убить. Особенно солдату короля-самозванца.

Не отводя от нее взгляда, Кунал снова стал пилить узел.

Эша ощутила, как между ними проскочила искра, и глубоко вдохнула, успокаивая бешено бьющееся сердце.

Эша вроде бы смотрела мимо него, погрузившись в свои мысли.

Кунал наблюдал, продолжая трудиться над толстыми липкими веревками. После такого его кинжалам потребуется хорошая чистка. От запаха и клейкости липучей дряни его подташнивало.

Эша сидела, закусив губу и глядя мимо него, и вдруг шевельнулась, взглянула в упор. Кунала охватила дрожь.

Ее глаза он не забудет никогда. Ни завтра, ни через много лет. Он жаждал нарисовать их: оттенки темно-орехового и медового, великолепные дуги бровей.

Если бы только они встретились в другом мире, в другой жизни.

Вместо этого Эша разыскала его здесь. В жизни, где Кунал был связан честью и долгом, принес клятву служить и защищать.

Старинные легенды гласили: боги никогда не дают чего-либо, не взяв другого в обмен. Было бы гораздо легче, если бы она никогда не пересекала его путь.