Она сказала мне, что я могу оставить ее себе. Что она была моей, а здесь я делаю прямо противоположное.

Мне никогда не удавалось сохранить то, что мне было дорого.

Я просто хочу эту богом забытую вещь.

— Пожалуйста, скажи мне, что помолвка — это розыгрыш, что это неправда. Что именно этого хотели для тебя твои родители. Скажи мне правду, и я клянусь, что разорву мир пополам, чтобы спасти тебя от него, чтобы защитить тебя, — я продолжаю. — Скажи мне, что ты, что цеплялась за мою толстовку, когда спала, — настоящая ты. Скажи мне, что я получил настоящую Сэйдж.

Надеясь, что это будет фразой, которая выведет ее из транса, я делаю шаг вперед, кладя руки по обе стороны от ее головы.

— Просто скажи мне, что это ложь, детка, — шепчу я.

В три коротких движения она уничтожает все мое доверие к ней. Она отступает назад, вне зоны моего прикосновения.

— Я не хотела, чтобы все произошло так, но я полагаю, что лучше сорвать этот пластырь, — она небрежно заправляет прядь волос за ухо, как будто я не готов взорваться. — Мне просто, мне нужно было немного… — она замолкает, подбирая нужное слово, выглядя жесткой и расчетливой. — Опасность перед выпускным, понимаешь? Ты понимаешь это, верно? — ее брови приподнимаются от риторического вопроса, и она больше похожа на робота, чем на человека. Отношение, которое пропитывает каждое слово, потрясает меня.

Девушка, которую я начал впускать, ушла. Это старая Сэйдж, и она вернулась с еще более острыми когтями.

Печально то, что я не думаю, что она когда-либо уходила куда-нибудь.

— На самом деле я не получила полного дикого школьного опыта, о котором все всегда говорят — пытаясь поддерживать образы, развеселить, учиться — и когда Истон сделал предложение… — она вздыхает, на мгновение отводя взгляд от меня, как будто она представляет его себе, затем снова посмотрела на меня. — Ну, я просто хотела поставить галочки во всех графах своего жизненного опыта, и мне показалось, что ты справишься с этой задачей.

Моя грудь сжимается. Большой нож вонзился мне в спину, наполнив легкие кровью.

Единственные слова, которые я могу произнести сквозь зубы: «Правильно ли это?»

Она кивает, показывая зубы со снисходительной улыбкой. Признаюсь, у меня были сомнения, когда я задал этот вопрос. Словно чтобы втереть похуже, словно облить бензином мои изрезанные запястья, она рассеянно вертит кольцо на пальце.

— Но! Я думаю, ты сделал это более чем очевидно, Истон Синклер — это все, что мне нужно для моего будущего. Я имею в виду, мы практически созданы друг для друга. Тебе не кажется?

Она, черт возьми, серьезно сейчас?

Я подхожу к ней ближе, хмуря брови в злобном V.

— Ты шутишь. Твое будущее — это фальшивые оргазмы и люди, которые обращаются с тобой как с надутой куклой? Это бред, Сэйдж. Это ерунда. Ты хочешь сказать мне, что все сценарии, все слезы, Лос-Анджелес, это все, что? Игра? — я никогда не слышал, чтобы мой голос был настолько эмоциональным.

Я мог звучать угрожающе. Конечно, я мог звучать смешно или саркастически. Но это другое. Каждое слово ощущается как лезвие бритвы по подошвам моих ног, потому что она почти не вздрагивает.

Как будто они ее не беспокоят, как будто ей все равно.

— Я сказала тебе то, что тебе нужно было услышать, Рук, — она поправляет ремешок на своей сумке с книгами, очевидно, ей надоел этот разговор. — Я дала тебе девушку, которую ты думал, что сможешь спасти. А ты был просто парнем из бассейна, которого я хотела намочить. Я только...

Она останавливается и ебет меня, если я думал, что она сломается и заберет все обратно.

Ее смех резонирует, впиваясь в мою кожу, как пули с близкого расстояния. Один за другим, я получаю удар за ударом, пока не стану похож на швейцарский сыр.

Остался пустым и дырявым снова и снова.

— Я просто не могу поверить, что ты действительно повелся на это, — она заканчивает хихикать, вытирая слезы радости из-под глаз.

Свежая ненависть вливается в мои вены, как адреналин, жажда возмездия. Я думал, что мой обиженный дух иссяк с тех пор, как я был рядом с ней, и это только бросает мясо на голодных зверей внутри меня.

Она лгунья. Манипулятивная сука. Предательница.

Враг.

Сейчас я никого не ненавижу больше, чем ее, и я хочу, чтобы она заплатила.

Я хочу, чтобы ей было чертовски больно, как я позволила себе.

Я посасываю нижнюю губу, ухмыляясь от враждебности, наполняющей мое тело, переполняющей меня.

— Просто знай, когда ты останешься совсем одна в конце этого, потому что ты использовала всех вокруг себя, что ты сделала это с самой собой. Никто не жалеет суку без сердца.

Она усмехается, отворачиваясь от меня и направляясь к сцене.

— Мне не нужна жалость, поджигатель.

— Ты так долго играешь в эту игру, Сэйдж, что не знаешь, играешь ли ты в нее или она играет тобой, — обращаюсь я к ней только для того, чтобы она оглянулась через плечо и улыбнулась.

— Не расстраивайся из-за того, что на этот раз тебя разыграли, Ван Дорен. Я уверена, ты справишься. Ведь завтра птицы будут петь.

Я позволил ее словам впитаться в мою кожу. Я позволяю им подпитывать мою ненависть к ней, даже если единственный настоящий человек, которого можно винить, это я сам.

Она получит то, что придет к ней. Я позабочусь об этом.

Я выбегаю из школы, пытаясь сорвать двери с петель. Я точно знаю, что собираюсь делать, но сначала мне нужно кое, о чем позаботиться.

Я иду к тому человеку, который сделает, как я просил, не требуя ответов.

Кто-то, кто жаждет безумных мук, в которых я нуждаюсь в данный момент.

Удары под дых от Алистера и грубые библейские стихи моего отца, пропитанные злобой, сегодня не смогут обуздать мою жажду боли. Этого будет недостаточно.

Мне нужно немного, чтобы извлечь этот яд.

В настоящее время.

С моим телом, трясущимся от ненависти к себе, я, спотыкаясь, поднимаюсь по каменным ступеням к входной двери. Изможденный молоток пристально смотрит на меня, когда я стучу по нему кулаком, настойчиво двигаясь.

Мой мозг кричит, кричит и бушует над бесполезным чертовым органом в моей груди.

Оно