должно было остаться мертвым. Оно не должно было снова начать биться после всего, через что оно прошел. Оно знало лучше — оно видело, как устроен мир, и все же ожидало, что Сэйдж будет другой.

Что она не была лгуньей.

Когда она вонзила в меня ногти, она начала качать черную жижу по каналам, и единственная оставшаяся жидкость заполнила мои вены, борясь за работу. Оно боролось за веру в то, что снова сможет нормально биться, переносить настоящую кровь вместо токсичной жидкости.

Тяжелая дверь со скрипом открывается, солнечный свет льется в затемненный дом. Его черные оксфорды щелкают по полу, когда он прислоняется к раме и смотрит на меня тусклым взглядом.

У него живой голос, саркастическое остроумие, интеллигентная шутка и даже немного юмора, но его глаза дают понять, что все это игра.

Внутри он искривлен. Ему было все равно.

Не потому, что не хочет, а потому, что физически не может заботиться о других. Не так, как это делают нормальные люди.

Он верен, он понимает меня, но ему все равно.

Человеческие эмоции для него пусты.

Хотя Сайлас понимает эмоции, как они работают, как они влияют на других, он просто не получает от них удовольствия.

Тэтчер никогда не мог понять чувства, потому что он не может чувствовать их сам.

Как он мог?

Однако Тэтчер Пирсон может сделать для меня то, что никто другой не сделал бы.

Я смотрю на него, мои огненные глаза встречаются с его ледяными.

— Мне нужно, чтобы ты причинил мне боль.

Желудочная кислота вытекает из моего горла, брызгая в унитаз подо мной. Я хватаюсь за то, что рядом со мной, пытаясь пережить боль.

Во мне не осталось ничего, что могло бы вырвать. Каждый раз, когда моя грудь вздымается, мои органы напрягаются и смещаются, извергая лишь несколько лужиц зеленовато-желтой желчи. Я устроилась поудобнее на полу своей ванны, покинув школу и придя прямо сюда, желая избежать контакта со всей человеческой жизнью.

Никакой макияж или язвительный укус не могли скрыть того, что происходило внутри.

Я потратила всю свою энергию на то, чтобы сохранять невозмутимое выражение лица с Руком, запихивая все это глубоко внутрь, а теперь оно пробивается обратно.

Мое тело наказывает меня за то, что я сделала с ним.

Еще одна волна тошноты накатывает на меня, когда теплые слезы текут по моему лицу. Все, что я вижу, это его глаза.

Как они треснули и раскололись от такой боли и злобы. Я физически видела, как он сжигал все положительные чувства, связанные со мной, в своем теле.

Все хорошее, над чем я так усердно работала, испарялось с каждой ложью, сорвавшейся с моих уст. После одного разговора я взяла то, что у нас было, и зарыла это на десять футов под воду.

Сейчас он мертв. Я мертва сейчас.

Мертва для него.

Брошенный гнить с моим собственным сожалением и жуками, без надгробия, чтобы отметить мою могилу, потому что я знаю, что он никогда не вернется. Ему незачем знать, где я остаюсь на покой.

В тот момент я доказала ему то, что он всегда считал правдой.

Эта жизнь не предназначена для него, кроме презрения и страданий.

— Готово?

Я поднимаю тяжелые глаза на дверь, едва взглянув, прежде чем попытаться притвориться, что его не существует. Я надеюсь, что, если я буду игнорировать Истона достаточно долго, он просто исчезнет с лица земли.

—Да, — я кашляю. — Теперь можешь убираться к черту из моего дома.

Его шаги приближаются, прежде чем я чувствую его присутствие рядом со своим сгорбленным телом. Его пальцы храбро убирают несколько прядей волос с моего лица на плечо. Не то чтобы это сейчас имело большое значение, так как в них уже есть рвота.

— Ты лжешь мне, Сэйдж? — он мягко мурлычет, голос успокаивает, но его рука наоборот. Он жадно сжимает мой затылок, сжимая в пригоршне волосы, откидывает мою голову назад, чтобы я смотрела на него. — Ради себя, тебе лучше не лгать мне.

— Убери от меня руки! — кричу я, глубоко упираясь руками ему в грудь. Он падает из своего положения на корточках прямо на задницу, и все это время на его лице играет странная ухмылка. — Я сказал тебе, что сделала это. Готово, самодовольный ублюдок.

— Тск, тск, — щелкает он, качая головой. — Раньше я всегда находил наши отношения довольно ванильными. Я думаю, это действительно оживит нас в будущем, детка.

— Меня от тебя тошнит, — плюю я ему с отвращением на лице.

Во мне бурлит новая волна эмоций, и мне отчаянно хочется свернуться калачиком на этом полу и заплакать.

Но я не отдам Истону этого. Он готовится взять все, что я есть; Я не доставлю ему удовольствия смотреть, как я ломаюсь, больше, чем уже.

Неужели я действительно думала, что смогу вырваться из всего этого? Уйти и остаться с Руком? Неужели я действительно позволила любви снова сделать меня такой наивной?

— Знаешь, от чего меня тошнит? — он встает с пола и отряхивает штаны. — Зная, что ты позволила этому гребаному ничтожеству прикоснуться к тебе. Это заставляет вас выглядеть жалко. Вы должны быть благодарны, что я все еще согласен на этот брак с вами. Когда я мог так же легко взять Роз…

— Не смей, придурок, — предупреждаю я его, соответствуя его позе. Забавно, что, хотя он и выше, его синдром маленького члена заставляет меня чувствовать, что я разговариваю с ним свысока. — У нас была сделка, и я выполнила свою часть.

Через несколько дней после рейва Истон украл мой телефон. Представьте, как я узнаю, что психопат пробрался в мой дом, пока я спала, чтобы сделать это. По его словам, он был внимательным парнем и принимал меры.

Ему не составило труда найти сообщения между мной и Руком или выяснить, от кого они были.

Когда он рассказал мне об этом, я подумала, как прекрасно. Разве это не глупо? Я думал, что это означает, что я могу сказать ему, чтобы он отъебался раньше, чем я ожидала. Это Рук, и я должны были быть вместе публично перед выпускным.

Я побежала раньше, чем смогла идти. Я была слишком взволнована предстоящим временем вместо того,