В а й л е р. Значит, так. Будем вселяться, пользуясь бедственным положением. Распоряжение три дробь семь. Каждый будет говорить, что у него дети. А если кто захочет узнать, где они, скажете, что на товарной станции. Или еще что-нибудь в этом роде. И придут позже. Понятно? Пошли. (Выстраивает переселенцев в очередь у дверей Ноймана. Затем звонит условленным образом, а сам с удостоверениями и печатью усаживается на ступеньке перед дверью.)

Н о й м а н  открывает двери.

Вам все же придется приютить беженцев. Бедственное положение. Распоряжение три дробь семь. Исключительный случай: семьи с детьми. Имя?

С т а р ы й  п е р е с е л е н е ц. Хинтерлехнер. Эдуард. Двое детишек. Они на товарной станции и придут потом.

В а й л е р (ставит печать и протягивает удостоверение Нойману. Переселенцу). Порядок. Входите. Следующий.

П е р е с е л е н е ц  входит в дом.

В т о р о й  п е р е с е л е н е ц. Гампе, Франц и Эрна. Двое детей. На товарной станции. Входи, Эрна. (Входят в дом.)

Один из переселенцев протискивается без очереди.

Т р е т и й  п е р е с е л е н е ц. Пропустите. У меня астма.

В а й л е р. А дети?

Т р е т и й  п е р е с е л е н е ц. Конечно. Четверо. Они с супругой на товарной станции и могут подойти в любой момент. (Нойману.) Разрешите представиться: Элерт. (Входит в дом.)

Н о й м а н. Уж не думаете ли вы, что я поверю в эту чушь? Немедленно предъявите мне удостоверения личности этих людей.

В а й л е р (протягивает Нойману направление на вселение). Предъявлю. Завтра. Они все потеряли. Следующий.

Подходит очередь тщедушной женщины.

Ж е н щ и н а. Марта Августа Вильгельмина Флинц, урожденная Блаха, из Богемской Лайпы. Пятеро сыновей. Они на товарной станции и придут потом.

Н о й м а н (быстро). У вас пятеро?

Ж е н щ и н а. Да.

Н о й м а н. Сыновей.

Ж е н щ и н а. Да.

Н о й м а н. А может быть, четверо?

Ж е н щ и н а. Нет, пятеро.

Н о й м а н. Пятеро сыновей на товарной станции и придут потом?

Ж е н щ и н а. Да.

Н о й м а н (отходя от двери). В таком случае, господин Вайлер, ни о каком вселении не может быть и речи. Или вы хотите, чтобы полиция проверила такое обилие детей?

В а й л е р (после паузы). Выходите. Все.

П е р е с е л е н ц ы  медленно выходят из дома. Нойман идет к дверям.

Н о й м а н (Вайлеру). Видите ли, господин Вайлер, я вас понимаю. Все ради дела. На вашем месте я, вероятно, поступил бы так же. Раньше мы называли это духом предпринимательства. (Запирает двери.)

В а й л е р (очень громко). Малахольная пустомеля. Допрыгались… Ночуйте теперь на улице. Ну и тупица. А ему только того и надо.

Э л е р т (женщине). В другой раз шевели мозгами. Вот и поймешь, что тише едешь, дальше будешь.

В а й л е р. Хорошенькая революция. (Тяжело опускается на ступеньку и закуривает окурок.)

Переселенцы стоят в нерешительности. Одна женщина собирается уходить. Останавливается возле Вайлера. Это та, что утверждала, будто у нее пятеро сыновей.

Ж е н щ и н а. Пускай я малахольная. Но не настолько, чтобы ломиться в чужой дом и так орать, что людям пришлось звать полицию. Самим-то лень мозгами пошевелить, а то догадались бы: фабрики-то стоят пустые, раз делать в них нечего. (Группе переселенцев.) У товарной станции пустой фабричный цех. Стена пробита снарядом. Крыша течет. Вот в нем я и поселюсь, хоть я и малахольная. (Уходит.)

П е р е с е л е н ц ы  следуют за ней.

В а й л е р (поднимаясь). Подождите, я с вами. У меня тоже нет жилья. (Уходит вместе с ними.)

Наверху раскрывается окно. Выглядывают  Н о й м а н  и  д о р о д н а я  ж е н щ и н а.

Н о й м а н (служанке в доме). Брунгильда, верните женщину с зеленым узлом. Анна, я понял. Они хотят подбить простых людей на ложь. Вам нужна крыша над головой? Так наврите с три короба. Скажите, что у вас дети. А эта тихая женщина, что она сказала? Пятеро сыновей. Понимаешь? Пятеро — и все сыновья. Тут я и понял. Это уж не хитрость, а ограниченность.

С л у ж а н к а  выходит из дома.

Да, Анна, эту женщину я пущу. В конце концов, место у меня есть. Все равно рано или поздно нас заставят. А так я хоть знаю, кого беру.

Возвращается  с л у ж а н к а  с  ж е н щ и н о й.

Моя милая, позвольте вам представить мою жену. Мы решили приютить вас. Не благодарите. Вы не умеете лгать, и это мне понравилось.

Ж е н щ и н а  низко кланяется и входит в дом.

2. И ДЕТИ МОИ ВОКРУГ МЕНЯ

Квартира Ноймана. Н о й м а н  закрывает окно.

Н о й м а н. Так-то спокойнее. Кажется, я немного привык к антифашистско-демократическому строю. Эта комната господская. Значит, для кого она? Для господ. (Кричит в раскрытую дверь.) Господин Еккель! Эдуард, старина, поднимайся сюда! С сегодняшнего дня будем заседать здесь.

Появляются  д в а  г о с п о д и н а.

Да будет свет! Анна, что ты там бормочешь, вверни лампочки.

Анна ввертывает лампочку.

Нет, не одну. Все! Да, пусть соседи заглядывают. Что они увидят? Опытных коммерсантов за работой. Да, за работой. Нет, это не безумная смелость, а верный расчет. Сними чехлы с кресел.

Анна снимает чехлы.

Что значит, чужая в доме? Беженку мы поселим на чердаке. Какие еще ведра с песком? Теперь они ни к чему. Перестань бормотать! Если мы наконец не возьмемся за ум, то в один прекрасный день все пойдет прахом. (Кричит.) Нет, не лучше, когда прахом! Мне надоело обделывать свои дела в бомбоубежище лишь потому, что моя жена якобы способна видеть на три аршина сквозь землю! Да кто я, наконец? А теперь позаботься о беженке, как там ее. Дай ей поесть, что-нибудь горячее. Нет, не Брунгильда позаботится, а ты. На то есть свой резон.

А н н а  выходит.

(К гостям.) У нее навязчивая идея — будто нам обязательно вселят какую-нибудь семью. Она прожужжала мне все уши, просто сил нет. Это у нее от матери, та была точно такая же. В четырнадцатом году она добормоталась до того, что действительно началась война. Ужас!

Все осматривают комнату.

Э д у а р д. Великолепно! Но я не знаю, зачем мы стараемся? Грозит девальвация: один к двадцати.

Е к к е л ь. Об этом болтают в общественных сортирах.

Э д у а р д. Это мое любимое место. Они еще опомнятся. Еще скажут спасибо, если им позволят хотя бы сортиры чистить.

Е к к е л ь. Когда придет господин Швертфегер, вы этот тон лучше бросьте. Для него главное — приличие. Говорят, однажды он отказался от сделки только из-за того, что его партнер за обедом поднес к губам нож.

Э д у а р д (с горечью). Хорош гусь! У человека десятки тысяч.

Н о й м а н. Господину Швертфегеру пора бы появиться.

Звонок.

Господин Швертфегер! (Выбегает.)

Оба господина встают. В комнате появляется  д о р о д н ы й  г о с п о д и н, сопровождаемый  Н о й м а н о м.