грохот орудий. Он закрывал глаза и представлял дом на Мэйфэре, где они выросли, где Джаспер каждую ночь прокрадывался в его комнату и залезал к нему в кровать, где они согревали друг друга.

Он вздрогнул от разрыва артиллерийского снаряда. Матрас его брата был пуст; наверное, Джаспер до сих пор веселился вместе с Дэшем и Стеллой. Они перестали приглашать его; он давно отказался от робкой надежды, что Стелла и Дэш отвергнут общество Джаспера и оставят братьев наедине друг с другом. Он начал сомневаться, что это просто очередная фаза отношений, которая минует после окончания войны.

Он заворочался в полусне и повернулся на другой бок. В его сознании вспыхивали образы: Дэш, убитый русским снайпером, Дэш, разорванный на куски взрывом снаряда. Утешение, которое он мог дать своему брату.

Он напоминал себе о цирке, чтобы облегчить страх. Однажды это случится. Он цеплялся за эту мысль, как утопающий за спасательный плот. Потом он каждый день воображал сцены, описанные его братом. Морские львы, балансирующие шары на носу. Вставные номера, такие как у Чарльза Страттона или у близнецов Банкеров. Они с Джаспером в одинаковых цилиндрах. На считаные минуты он забывал о скрипе повозок, доставлявших трупы к братским могилам. Крошечные фрагменты света, красок и музыки взрывались в его сознании, словно по мановению волшебной палочки.

На Рождество не было никакого веселья – только мрачные проклятия мужчин, пытавшихся раскочегарить патентованные военные буржуйки; тонкое листовое железо было слишком непрочным для угольной топки. Он опустил глаза, когда вошел в палатку Стеллы, где она платила французскому солдату, чтобы тот приготовил ей гуся.

– Я подстрелила его вчера утром, – объявила Стелла.

– Вот это моя девочка, – сказал Дэш. – Поверите ли, что отец хотел женить меня на немой старой деве, игравшей на клавикорде?

– Не нужно отвергать чужие прелести, чтобы польстить мне, – сказала Стелла и пощекотала его под подбородком.

– Ты просто не знакома с леди Элис Коулз. – Он жеманно улыбнулся и сложил руки на груди.

– Да я не особенно и хочу. – Она разлила бренди по стаканам. – Я понравлюсь твоему отцу?

– Господи, нет! – Дэш произнес это с такой убежденностью, что Джаспер рассмеялся. – Но черт меня возьми, если мне не наплевать на это.

Ненависть была чем-то новым для Тоби. Если бы Джаспер произнес эти слова, он бы восхитился ими, но в устах Дэша они звучали фальшиво. Такой галантный джентльмен. Ему хотелось, чтобы Дэш сказал какую-то мерзость, которая заставит их отпрянуть от ужаса и увидеть в нем того негодяя, которым его считал Тоби. Как он мог презирать человека, которого все принимали за добродетельного героя? Однако это чувство было таким острым, что у него перехватывало дыхание.

Прибыли новые солдаты, и каждый платил по шиллингу за вход. Стелла разожгла плиту, и внутри было жарко. Трактирщицы принесли супницы с жарким из дикой утки и запеченную ногу барана, усеянную воткнутыми гвоздичными головками. Стелла отрезала кусок мяса, и кровь закапала на разделочный поднос.

– У меня есть подарок для тебя, – сказала она после того, как обслужила всех остальных. Она протянула Дэшу маленькую синюю шкатулку.

Он осторожно раскрыл подарок. Тоби наклонился ближе. Это было золотое кольцо-печатка, скорее всего снятое с убитого русского солдата. Стелла стерла прежние инициалы и распорядилась вырезать новые: E.W.D.

– Хочешь пометить свою территорию? – спросил Дэш и поцеловал ее в щеку.

– Я могу быть твоим свидетелем, – сказал Джаспер. – А потом ты найдешь для меня другую распутную бабу, с бородой или без бороды. Мне нужно задать немного жару моему отцу.

– Я влюблен в Стеллу не потому, что хочу досадить моему отцу, – заявил Дэш, и это звучало так похоже на строчку из романа, что Тоби стиснул зубы и крепко сжал вилку. – Я ничего не могу с этим поделать – не больше, чем с восходом солнца.

– Как поэтично, – проворчал Джаспер и издал рвотные звуки.

После трапезы были еще фляги вина, красный портвейн и херес, и Тоби прилег на подушки. Другие завели непонятную для него карточную игру, и он решил, что может вздремнуть. Кто-то затянул рождественские куплеты, и мужчины подхватили с почерневшими от вина губами, путая слова. Он едва прислушивался к разговорам вокруг, к словам о телеграммах и перерезанных проводах.

– Не думаю, что вы напишете в вашу любимую «Таймс» об этом празднестве, – сказал один человек, повернувшийся к другому.

Тоби едва не уронил стакан с портвейном. Неужели это он? Уильям Ховард Рассел?

– Брани меня, если хочешь, Томас, – я знаю все обвинения, которые ты можешь выдвинуть против меня.

– Никаких обвинений! – выкрикнул кто-то.

Офицер вытер губы салфеткой и презрительно произнес:

– Вряд ли можно считать оскорблением, что твое кваканье…

– Кваканье? Это насчет изложения фактов?

– Факты… – Собеседник махнул рукой. – Что такое факты?

Рассел подхватил вилкой утиное крылышко и наставил его на офицера. Но в этот момент сержант заиграл на горне, и все замолчали. Это была скорбная мелодия, и Тоби с удивлением обнаружил, что начинает плакать.

Комната закружилась вокруг него. Рука его брата на плече Дэша, рука Дэша вокруг талии Стеллы, и все они раскачиваются взад-вперед. Все они друзья. А он одиноко сидит в углу, охваченный безнадежностью.

Факты, подумал он.

История – это вымысел.

Он посмотрел на брата, на кусочек ковра – все равно что ущелье между ними. Он не знал, как это исправить, найти выход из темного лабиринта, в котором он заперся.

Нелл

Еще через месяц Джаспер начинает предлагать частные аудиенции с Нелл великосветским домам Челси и Мэйфэра. Герцогиня пишет ей с просьбой получить локон ее волос. Ей присылают роскошные подарки: серебряные ожерелья, букеты цветов, флаконы духов и лучшее шампанское с четырьмя хрустальными бокалами в форме грудей Марии-Антуанетты.

Однажды Джаспер предлагает Тоби отвезти Стеллу и Нелл на вечеринку в Найтсбридже. Близится полночь, когда они выезжают из парка. Тоби сидит на козлах и колупает лак, пока она забирается внутрь. Только Джаспер наблюдает за ней – Джаспер, чья рука слишком надолго задерживается на ее талии, когда он помогает ей выйти из экипажа час спустя. Он поправляет небольшие крылья из перьев и проволоки, которые она надевает для таких случаев.

Апартаменты похожи на те, которые она посетила несколько дней назад, то есть на причудливо изукрашенный торт. Бледно-голубые стены, белая лепнина, строй буфетчиков в мишурных мундирах и крошечные порции еды. Тосты с крабами, парфе и миниатюрные меренги – эти названия она узнает лишь при объявлении меню.

Когда они входят, барон с жирными губами, потемневшими от вина, хлопает в ладоши.

– А вот и чудеса! Вот они!

Все вокруг розовое, от еды до свечей и маленьких чашек для ополаскивания пальцев. На столе распластан нарезанный лосось, проложенный ломтиками вареной свеклы. Дамы накладывают лакомое кушанье, ножи врезаются в тонкие косточки.

– У нас тут был маленький монстр, пресловутый Том-Там, – говорит один из мужчин за столом. Мы угрожали запечь его в пироге и даже притащили его в буфетную!

Он добродушно смеется и гладит обнаженную руку Нелл; его щетинистая щека прижимается к ее уху. Стелла заступает между ними.

Титулы рассыпаются как бисер – герцог Бедфорд, герцогиня Киннир, баронесса Ротшильд, – но они ничего не значат для Нелл.