В ту ночь Джасперу снились гниющие трупы и мертвая рука, схватившая его за горло. Он проснулся, весь дрожа, и налил себе стакан рейнвейна. Он не собирался поддаваться страху, не хотел стать развалиной, как случалось со многими другими людьми. Вроде Тоби. Он внушал себе, что они с Дэшем были другими, более стойкими и несгибаемыми. Они сознательно выбрали наслаждение войной, и это был единственный способ пережить ее. Он надел сапоги и вышел наружу еще до того, как проснулся Тоби. Вскоре он обнаружил Дэша и Стеллу: они ели хлеб с вареным беконом, уютно прислонившись друг к другу.

– Я собираюсь жениться на ней, – объявил Дэш.

– Он собирается жениться на мне! – провозгласила Стелла. Румяна на ее щеках были размазаны.

– Разумеется, так и есть, – сказал Джаспер и бесцеремонно уселся между ними.

На следующее утро Джаспер краешком взгляда следит за Тоби, уделяя лишь показное внимание своим обычным делам. Почти сразу же после десяти утра его брат как бы между делом выходит за ворота.

Следить за Тоби – легкая работа. Его брат на голову выше большинства людей. Тоби пересекает Темзу, и Джаспер следует за ним. Он поворачивает на Стрэнд с Джаспером на хвосте. Проходит мимо театра «Лицеум», где впервые увидел выступление Том-Тама, потом через дебри Ковент-Гардена. Джаспер ныряет следом за ним на Нью-стрит и обнаруживает, что его брат исчез. Он пробегает до конца улицы и обратно. Заглядывает в булочную, к точильщику ножей, в барахольную лавку, где торгуют крадеными товарами. Везде пусто. Должно быть, Тоби находится в следующем здании. Окно закрыто грязной кружевной занавеской, вывеска гласит «Раскрашенные мужчины и женщины».

Джаспер улыбается. Бордель! Ай да старый похабник, нашел заведение себе по нраву! Должно быть, поэтому он так необычно вел себя в последнее время. Охранял свой грязный маленький секрет и каждое утро шастал сюда. Это стыд заставлял его отводить глаза от Джаспера, ерзать и ворочаться на стуле.

Джаспер может подождать Тоби, но не хочет, чтобы тот узнал о слежке. Кроме того, он должен обеспечить подобающую дисциплину перед дневным представлением и ему не нравится толпа детей, собравшаяся вокруг.

– Пошли прочь! – кричит он, размахивая тростью из слоновой кости, и они скалятся в ответ, как зверята. Их лица настолько худые, что похожи на ощеренные черепа.

Все под контролем, внушает он себе. Тоби зря тревожился из-за его долга – нет, из-за его капиталовложения. Он так тщательно собрал свой мир, что все будет стоять прочно.

Тоби

– Сюда, сэр. – Миниатюрная румяная женщина проводит Тоби в комнату, где дымящиеся плошки с горячим маслом плохо маскируют рвотную вонь. Он смотрит на засаленный диван, на тележку с иглами с ручками из слоновой кости и опиумную трубку с горящими угольками. – Мой виварий, – с гордостью говорит она. Папоротники и орхидеи растут в закопченных стеклянных банках рядом с контейнером, где копошатся крошечные полосатые змеи, ящерицы и лягушки.

Тоби сжимает запястье, ощущая биение пульса.

– Итак, сэр, – говорит женщина. – Чего вы хотите?

Он открывает рот, но не может найти слова. В темном фургоне идея казалась очень простой, но теперь он краснеет, косится на дверь и подумывает об уходе.

– Сэр? – Она выказывает нетерпение, постукивая по полу носком туфли. – Почему вы пришли сюда?

– Я хочу… – мямлит он. – Я хочу, чтобы меня раскрасили. Везде.

– Это не краска, и она не сойдет от мытья.

– Знаю, – говорит он.

– По всему телу! – Она строит гримаску. – Прошу прощения, но вы крупный мужчина. Для этого понадобятся время и деньги. По меньшей мере шесть моих девочек будут работать над вами одновременно, причем несколько недель. Вы не представляете, как это больно.

– Пожалуйста, – говорит Тоби. Когда он лезет в карман за кошельком, ее глаза оживляются.

– Ну хорошо, – отвечает она.

Он ложится на кровать, и женщина начинает рисовать контуры цветов чернильным пером. Сад расцветет у него на бедрах, зачарованный лес раскинется на спине. Всю свою жизнь он скрывался за кулисами. Он забивал распорки, делал фотографии, носил ящики и чинил сломанные хомуты. Его голова всегда была опущена, а глаза оставались по ту сторону объектива. Он постоянно наблюдал и никогда не участвовал. Возмущение медленно нарастало, но не спешило вырваться наружу. Однако Нелл заставила его жаждать большего – другую жизнь и новую историю. Он хочет стать равным ей, сравняться со Стеллой, Джаспером и Виоланте. Теперь он превращает себя в зрелище и выходит из тени Джаспера. Это такой дерзкий вызов, что ему становится нехорошо при мысли о последствиях. Будет ли Джаспер благодарен ему, ужаснется или придет в бешенство? Возможно, он наконец предоставит шанс своему брату. Тогда Тоби сможет ездить на верблюде, как они когда-то воображали, а его кожа будет блестеть и переливаться радужными красками в свете масляных ламп. Он наденет красный плащ и золоченые сапоги, а когда зрители разразятся аплодисментами, он встретится взглядом с Джаспером как равный с равным.

Женщина поднимает зеркальце, и он изгибает шею, чтобы лучше видеть.

– Пионы и орхидеи, – гордо говорит она, нажимая на правую часть его спины за ребрами. – А здесь гранаты. Дрозд и яйцо малиновки. Змей из Эдемского сада.

Потом она зажигает опиумную трубку и заставляет его сделать несколько затяжек.

– Это от боли.

Она звонит в колокольчик, и появляются пятеро девушек, растрепанных после сна. Наверное, это шлюхи; Тоби вспоминает темноволосую девушку из Варны.

Когда первая вспышка боли пронзает его спину, он стонет и сучит ногами. Но этот сад должен освободить его. Он думает о Русалочке, отрезавшей язык ради любви; каждый шаг был мукой для нее, как будто она ступала по остриям бритв. Она обменяла свой хвост на ноги, потому что полюбила, потому что стремилась к чему-то недоступному, потому что хотела получить новое тело и новую жизнь. Иглы впиваются в его кожу. Это сделает его необыкновенным.

Свернув голову набок, он наблюдает за их алхимическим действом. Его разум затуманен сладким дымком опийного мака. Пепел смешивается с яркими порошками в точной пропорции – как жидкости, которые он смешивает в своем фотографическом фургоне, где девственные сцены проступают на фотобумаге.

– Одна фотография говорит лучше тысячи слов, – сказал командир, когда Тоби вручил ему пятый пакет с фотографиями. Он объявил, что общественное недовольство пошло на убыль. Когда они публикуют эти фотографии, любой глупец может убедиться, что в войсках дела обстоят замечательно, а старые байки были чушью и злостными измышлениями. Просто поразительно, добавил он, какой вклад в дело просвещения вносят новые механизмы. Они создают точную картину происходящего, и эти образы появляются в тысячах гостиных через две недели после событий.

Тоби кивнул, согретый его похвалой. Он готовил сцены для съемки не менее тщательно, чем другие фотографы создавали антураж для рекламы мыла или духов. Он отснял множество лучезарных сцен с упитанными, довольными солдатами. Но вместо слоганов вроде «Серное мыло Бонни облагораживает цвет лица!» нужно было читать: «Англичане на Крымской войне! Это лучше, чем Рождество!»

Но той ночью Тоби дрожал в своей палатке, слушая стоны умирающих и монотонный