В Вене внезапно уверовали в то, что стали жертвой так называемой «правды жизни». Город распространяет шарм открытого холодильного шкафа (с просроченными продуктами из девяносто девятого года) и воняет так, как будто отменили запрет на посыпание улиц солью. С крыш капает талая вода, асфальт покрыт жидким месивом. Утром люди соскребают лед со стекол автомобилей. Вечером выковыривают мелкий щебень из подошв ботинок.

Господа из «Международной консалтинговой компании Уильям Мерсер» недавно поставили Вену (вслед за Берном) на второе место по качеству жизни среди мировых столиц. В виде наказания надо бы заставить их поработать здесь ближайшие три недели.

Поговорим о стремлении некоторых людей выделяться чем-то особенным. Когда речь идет о людях, это особенное называется ВИП, когда о вещах, то ИПЦ (Индекс потребительских цен). Одни всеми силами стремятся попасть на страницы «Зайтенблике»[135], другие – уложиться в потребительскую корзину. Одни демонстрируют свои потребительские привычки, другие с ними соизмеряются.

Спустя десятилетие мы заглядываем в эту корзину и понимаем, что кое-что нужно из нее выбросить, а что-то добавить. Вот здесь-то и разыгрываются тихие драмы. Выбрасываем: чеснок (слишком острый?) и жидкое котельное топливо (слишком легкое?). То же относится и к китайской капусте (салату).

А вот что нам совершенно непонятно: в потребительской корзине напрочь отсутствуют сухари. Разве корзина это заслужила? Разве она не подставляла себя в наше распоряжение всякий раз, когда дела наши становились совсем плохи? Кто освобождал нас от судорог, кто служил опорой и внушал уверенность в завтрашнем дне?

Немилосердный ИПЦ: его новая потребительская корзина заполняется фастфудом и полуфабрикатами. В довершение он исключил из потребления «кракауэры» («краковские» колбаски с паприкой), которые для нас столь же привычны и естественны, как своя кожа. Они тоньше «моравских», мягче «польских» и никогда не опускались до обыденных типа «Экстра». Они никогда не превратились бы в банальную ветчину. Они были и останутся в нашем представлении благородной мягкой колбасой семидесятых годов. Мы всегда будем их помнить, и да не уйдут они из нашего рациона.

Мы покупаем как помешанные. (Если не сказать больше: мы живем в обществе потребления.) И делаем это не из своекорыстия, а ради оживления экономики. Увидев вещь, нам хочется обладать ею уже сегодня, потому что завтра она выйдет из моды. (Если не сказать прямо: мы живем в быстротечное время.) Но есть так называемая проблема с доставкой. Предположим, мы решили оборудовать свою новую холостяцкую квартиру или дом на три семьи для бездетной пары с золотистым ретривером. Находим в торговом центре за углом обеденный стол своей мечты, покупаем, оплачиваем и хотим им обладать прямо сейчас. Но продавец говорит: «Стоп, это выставочный образец! Вам доставят со склада». Мы, естественно, интересуемся: «Когда?» Вопрос вызывает у продавца гнусную ухмылку. Не прошло и трех месяцев, за которые мы уже потихоньку стали подумывать о переселении в другое место, как его привезли. А мы к этому времени уже и думать забыли, как едят за нормальным обеденным столом.

Вот такие дела. Позвольте поведать вам нечто очень личное? В октябре тысяча девятьсот девяносто девятого года я приобрел новый автомобиль. Итальянского производства. Но его до сих пор нет. С одной стороны, я продолжаю верить в рождественское чудо. С другой, очень надеюсь, что они очень скоро получат по шапке.

Нельзя все видеть в негативном свете. Австрия как государство, не имеющее выхода к морю, и так уже усложнила себе существование. Это притом, что у нас всегда было ощущение, что мы живем на острове. Сами посудите: на востоке озеро Нойзидлер, на юге Вёртерзее, на западе – Бодензее. А на севере… ничего, пусть озеро Химзее (Химское озеро)[136] достанется остальным странам Евросоюза.

Говорите, экономические санкции? Подумаешь! Мы сами себя обеспечим. У нас тоже умеют делать пиццу и гамбургеры. Чего стоят израильские бананы и португальские оливки против ядреной унтердраутальской кукурузы и крупного вайкерсдорфского топинамбура урожая этого года?

Что касается иностранного туризма – не больно-то и нужно! Чтобы раболепно прогибаться перед клиентом за пару шиллингов… – нет, это никогда не было самой сильной чертой нашего характера. По крайней мере, у нас больше никто не занимается регулировкой канатных дорог и подъемников. А вместо показушных праздничных мероприятий мы сегодня сами творим свою «Гауди-музи» (австр. диалект. музыку в стиле Гауди)[137].

Преступность? Она у нас практически искоренена. Злодеи австрийского происхождения отбывают пожизненное заключение вдали от родины. А из-за границы к нам гастролеры больше не приезжают, не находят ничего привлекательного.

Тем, кто опасается, что, ставши островом, Австрия потеряет контакт с внешним миром, чтобы успокоить, скажем лишь одно: нет, не чаша – спутниковая антенна!

Раз в час-два глазам требуется продолжительный перерыв от глядения в экран компьютера, советуют кёльнские врачи. Проведенные ими исследования показали, что люди, кому приходится подолгу сосредоточенно смотреть в экран, забывают моргать, отчего глаза должным образом не увлажняются. Интересно. Вам когда-нибудь приходило в голову, что можно забыть моргать? Нам нет. До последнего времени мы и представить не могли, что непроизвольно моргаем раз в двадцать-тридцать минут (по идее, мы не должны забывать это делать и тогда, когда пялимся на монитор).

До недавнего времени мы по привычке моргали в четырех ситуациях, или по четырем поводам. Первым делом мы моргаем от раздражения глаз, когда, например, ресница попадает в глаз. Затем нужно назвать приятельское подмигивание типа: «Мы же в сговоре». Третья ситуация – аниматорный прищур, означающий: «Не составить ли нам заговор?» Четвертая – эгоманиакальное прищуривание и подмигивание, сопровождающиеся мыслями типа: «Боже, как я хороша, надеюсь, все обратят внимание».

А про хроническое моргание, так необходимое для увлажнения глаз с интервалом в две с половиной секунды, которое происходит независимо от нашего желания или обстоятельств, мы совсем забыли. Напрасно. Если бы не оно, то наши глаза давно высохли.

На улице стало пасмурно. Ласточки кружат низко. Крестьянин печально смотрит на возделанное поле. Крестьянка грустно смотрит на крестьянина. И вот он появился, неторопливо наползая, закрывая собой землю. Мы уже слышим, как он свистит из своих конечных полостей, царапается о горные хребты, стирает вершины, перекатывается и сползает по галечному откосу. Впервые падает на колени – у него подкашиваются ноги.