пивом без порток» сидят, то свеч слишком много жжет, то пьяных разгоняет и этим чуть монастырь не разоряет: «…некому впредь заводу заводить, чтоб пива наварить и медом насытить, и на достальные деньги вина прикупить и помянуть умерших старых пьяных».

Монахи разумно спрашивают: «И мы, богомольцы твои, тому дивимся, что он, архимарит, по се время в Колязине живет, а по нашему пить не учится, а нашу братью бить горазд. Не лучше ли ему плыть от нас: на его место у нас много будет охочих великого смыслу».

И, наконец, просят монахи епископа расследовать дело об утечках из монастырской казны: вычесть то количество меди, что архимандрит «иззвонил» из колокола, да подсчитать, сколько убытков, проистекающих из наказаний богомольцев, терпит казна монастыря: «с чепей много железа перебил, кладучи на нас». Но втайне, конечно, монахи мечтают о новом архимандрите: «А как мы архимандрита избудем и доброго добудем, который горазд лежа вино да пиво пить, а к церкве бы пореже ходил и нас бы, богомольцев твоих, почаще на погреб посылал, учнем радеть, а ему, архимариту, добра хотеть, а монастырю прибыль чинить, вино в чарки наливать да старое пиво допивать, а молодое затирать, и иное станем на дрожжи наливать, да тогда и к церкви пойдем, когда вино да пиво допьем».

Какая объемная картина рисуется за этими жалобами да мечтаниями!

Были и пародии на новости, получаемые из-за границы. «Авизии», или, как их назвала В. Адрианова-Перетц, «юмористические куранты», описывали невероятные ситуации, используя форму новостного жанра. Например, в Голландии «Рыбаки много наловили огурцов и солят в патоке, пересыпают известью, а цытроны из вещей еще не вынимают. Там же репу варят и прядут и намерены из нее делать сукна, да и с рыбы шерсть стригут, и для того на море строятца новая шляпная фабрика». Вполне обычный новостной выпуск!

Из таких авизий читатель мог узнать, что:

— «Копенгагенская круглая башня на сих днях пойдет замуж. И будут на банкете из Ганбурха 367 печей в немецких епанчах. Да в церемонии маршалом ис Парижа трунфальныя ворота с вынпалом, 12 пажей картаулных, пушек 40, быков трубачей 12, бастионов с щитами один, политавщик шесть, сажен каменьев».

— В Неаполе «ратуша ходит без галстука в немецком кафтане и без штанов, а магистрат сидит на печи, чрез реку обувает сапоги».

— В «Трептах» «пребывают все в добром состоянии, токмо погодою с моря у многих головы сломило и от великаго штурма повредило желутки. И от того хлеб дорог».

В мире «юмористических курантов» невозможное возможно, а существующие в нем причинно-следственные связи очаровательно-абсурдны. И, кажется, все мы сейчас заслужили такие новости.

Так, постепенно в русскую литературу приходил смех, дотоле известный лишь стихии фольклора.

Глава 2. Стихи и проза, лед и пламень

Кажется удивительным, что многие вещи, составляющие нынешний интеллектуальный досуг современных людей, вроде театра, чтения стихотворений (или написания их) были в России не всегда. Однако их появлению мы обязаны XVII в.

Стихи в современном понимании — художественная речь, проговариваемая, а не напеваемая, организованная ритмом, рифмой, посвященная самым разным темам, иногда вроде бы прозаическим, как, например, у Д. А. Пригова:

Килограмм салата рыбного

В кулинарьи приобрел

В этом ничего обидного —

Приобрел и приобрел

Сам немножечко поел

Сына единоутробного

Этим делом накормил

И уселись у окошка

У прозрачного стекла

Словно две мужские кошки

Чтобы жизнь внизу текла[17]

И тем, что определяются нами сразу же и безошибочно философскими, как у Драгомощенко, который (не) определяет суть поэзии:

Говорить о поэзии означает говорить о ничто; возможно — о внешнем ограничении (у которого язык пожирает себя), обнаруживающем/устанавливающем желание проникнуть в это ничто, в закон, в зрачок, чтобы встретить свое присутствие — что возможно.

Такой поэзии на Руси, безусловно, не было. А что было?

Были:

1. Эпические песни, былины, которые имели ритмичность, рифмованность, но, конечно, и сюжет, который не вписывается в определение лирики как таковой.

2. Были «стихи покаянные», и обрядовые песни.

3. Была православная гимнография.

4. Были прозаические тексты, части которых организованы ритмически и обладают внутренней рифмой:

Зане, господине, кому Боголюбиво, а мне горе лютое;

Кому Бело озеро, а мне черней смолы;

Кому Лаче озеро, а мне, на нем сидя, плач горкий

«Моление Даниила Заточника»

5. Были частушки, тоже ритмически организованные — но это фольклор, а не высокая культура. В XVII в. скоморошья культура была «изгнана» из городов — первые Романовы ополчились. В 1626 г. было приказано бить скоморохов кнутами, если они будут продолжать упорствовать во грехе; запрещено было держать дома музыкальные инструменты. При Алексее Михайловиче скоморохи окончательно стали персоной нон-грата — их могли сослать на окраины в опалу.

Нужно напомнить, что практически вся словесность писалась в монастырях и была по преимуществу анонимной — до XVII в., когда круг пишущих людей резко расширился и появилась категория авторства. И, в общем, понятно, почему церковь не любила скоморохов, исполнявших частушки: веселые гуляния, на которых творилось неприглядное («позоры бесковьскыя», «с свистанием и с кличемь и въплемь», собирались дамы и господа, и плясали бесстыдно), ассоциировались с языческими плясками, но уж никак не смиренным христианским поведением.

Резюмируя: стихи возникли не на пустом месте. Богатая фольклорная традиция с ее песнями, рифмованными заговорами, ритмизованной прозой, богослужебными текстами позволяла людям удовлетворять свою эстетическую потребность. Некоторые исследователи связывают появление и распространение стихов с уходом фольклора из города. Начали пропадать скоморохи, и горожане стали искать эстетического вдохновения не в фольклоре, а в словесности, закрепленной на бумаге.

Глава 3. Что они могли читать?

В 1553 г. Иван Грозный решил устроить Печатный двор. Спустя 10 лет Печатный двор был открыт. В России появилось книгопечатание — правда, оно было монополизировано государством. И в общем до Алексея Михайловича книги нецерковного характера не печатались — зато бытовали в рукописном виде (хотя и при Алексее Михайловиче был огромный перекос в пользу церковных книг — было напечатано всего 7 книг нерелигиозного содержания).

В. Ф. Бурцов-Протопопов. Азбука, фронтиспис, 2-е издание. 1637 г.

М. Г. Смотрицкий. Грамматика. 1721 г.

Но что-то же печаталось?

1. В 1637 г. напечатали русскую азбуку — «Азбуку» Василия Бурцова, а в ней, представьте, были стихи!

Сия зримая малая книжица

По реченному алфавитица