разводит огонь в камине, и я уношусь в ту самую первую ночь в объятиях Генриха. А может попытаться побороть свой страх и поговорить с ним, попросить у него прощения, попытаться объяснить всё. Хотя я не виновата, что мне так не повезло, если только вина моя в доверчивости… Может он сможет меня простить? Простить за что? Я совсем запуталась…

— Ну так рассказывайте с чем приехали. Вижу, что не просто так, — бабушка одаривает своим внимательным взглядом сначала Татьяну, потом меня.

Я не выдерживаю взгляда подруги, которая присоединяет свой не менее внимательный, чем у бабушки, взгляд к моей персоне, отворачиваюсь и смотрю в окно. Я не знаю с чего начать… и как это всё рассказать бабушке, я тоже не знаю… Поэтому и молчу…

Молчание затягивается и Татьяна, поняв, что я не скажу сама, выдаёт меня с потрохами:

— Баба Клава, кое-кто решил дитё убить. Отговорить у меня не получается. Может у тебя получится, — Татьяна замолкает, но молчит и бабушка, а я боюсь даже дышать.

Но здесь мой нос улавливает раздражающий запах герани, и я пулей вылетаю в туалет. В аккурат успеваю приземлиться на колени рядом с унитазом. Прощай, обед. Бабушкины щи были вкусные…

Умывшись и собравшись с духом, плетусь обратно. Бабушка смотрит на меня своими добрыми глазами и улыбается. Не вижу в этом взгляде укора, только доброта плещется.

— Думала, до правнучки не доживу. Тяперяча доживу… Генрих-то знает?

— Я не уверена, что это ребёнок Генриха, — еле слышно говорю я, но бабушку это не особо волнует, когда ей нужно услышать, она слышит даже мысли.

— Я не спрашиваю, кто отец ребятёнка. Генрих сильный мужчина и он любит тебя. Такие способны полюбить и чужого ребёнка.

Пытаюсь возразить, но бабуля не слушает:

— Он добрый, уверенный в себе мужчина. Такие как он могут уважать, беречь, защищать, заботиться и любить свою женщину. Для него ты по жизни будешь маленькой девочкой. Его девочкой. И неважно, сколько тебе будет лет — ты слабее, и ты нуждаешься в его опоре, в его силе, в его защите. Смирись со своей беременность и рожай. Бог дал счастье дитё иметь. А ты!.. Если я ошибаюсь в Генрихе, сами вырастим.

Поднимаю глаза на Татьяну, та разводит в стороны руками, дав понять, что бабушке успела выболтать всё. Мысленно благодарю подругу.

— А если отец Максим… — блею я, пытаясь хоть как-то надавить на бабушку, зная, как ей не нравился Макс.

— Ну, что ж… Максим так Максим… Только такие как Максим любить не способны. Лю'бить он только свою мамку и то только потому, что она оберегаить его и ничего не просить взамен. С ним только слёзы будуть, лучше уж одной. Или тебе по нраву унижаться перед ним? — бабушка это говорит с какой-то ноткой злости, и я спешу ей ответить.

— Нет…

Расспросив обо всём произошедшем в подробностях, бабушка посокрушалась, поругалась и отправила меня спать в свою комнату.

— Иди, поспи малость. К ужину разбудим. С тебя всё равно помощи теперяча никакой на кухне. Заодно и подумай, о чём тебе дитё сказать хочить… А мы с Татьяной про её жисть поговорим, ведь давненько не видилися.

Ложусь на бабушкину кровать, проваливаюсь в ворох подушек и мысли тут же убегают к Генриху.

«Мне не хватает тебя на яву. Мне так хочется после рабочего дня лечь спать в одну кровать с тобой, крепко обнявшись. Я жду тебя хотя бы во сне… приходи ко мне в самых ярких, самых сладких сновидениях. Я скучаю по тебе!»

И я проваливаюсь в сон, в сладкий, нежный сон. Как давно я так крепко не спала.

Просыпаюсь ближе к вечеру от весёлого детского смеха и оживлённых голосов. Лежу, пытаюсь прислушаться и понять, кто пришёл к нам в гости. Не услышав ничего определённого, решаю встать и выйти из комнаты.

Не успеваю сделать и пару шагов, как попадаю в объятия к Дашки.

— Вика, как я рада тебя видеть. Мы здесь с Элей мимо проезжали, заехали бабушку проведать, — неумело врёт Дашка.

Обнимаю её в ответ.

— Врать, Дашка, ты не умеешь, — смеюсь я, а сама пытаюсь понять, успела ли моя бабушка поделиться новостью о моей беременности.

— Вика, помнишь, мы разговаривали про мой дневник. Я тебе привезла одну тетрадку, почитай. Может она поможет тебе принять правильное решение, — говорит Даша, протягивая мне увесистую тетрадку листов так на восемьдесят-девятосто.

Значит поделилась… С укоризной смотрю на бабушку, а она лишь ворчит и улыбается. Вот что с ней сделаешь…

— Девчонки, давайте ужинать, — подходит к нам Татьяна и как-то странно смотрит на меня.

Что они задумали? Я всем сердцем люблю своих подруг, благодарна за протянутые мне руки помощи, но иногда начинает казаться, что они распоряжаются моею жизнью…

Зайдя на кухню, вижу уже накрытый стол. На столе бутылка вина. Явно дорогого и хорошего, если его привезла Дарья, больше ему взяться неоткуда, в доме у бабушки такого точно не появилось бы.

— Тебе нужно немного расслабиться…

— Немного вина малышу не повредит…

Наперебой говорят подруги. Пожалуй, они правы. Пусть я и не любитель горячительных напитков, но в данной ситуации — это неплохой способ поразмышлять и снять напряжение.

Но в эту минуту я даже представить себе не могла, что ждало меня в этот вечер. За этот вечер мне три мои любимых женщины основательно пытаются прочистить мозг и им это удаётся.

— Моя мама говорила мне во время развода с Денисом: «Ошибаться — это нормально, главное работа над ошибками. А прямо сейчас тебе нужно выбросить это пальто и купить новое». Так мама учила меня оставлять всё плохое за бортом и строить новую жизнь дальше. И тебе нужно прошлое оставить за бортом. Притом оставить там всё, что связано с Максом. Поверь, Вика, так будет лучше и для тебя, и для малыша, и это будет правильно, — Дашка говорит это так сосредоточенно серьёзно и убедительно, что не поверить ей и не прислушаться к ней нельзя.

То, что малышу будет лучше без Макса я уверена. Но дело ведь не в Максе! Дело во мне и в Генрихе. Я хочу быть с этим мужчиной! Хотела… Но зачем ему чужой ребёнок?..

Но бо'льший эффект производит на меня дневник Дашки, который я читаю всю ночь и в обнимку с которым засыпаю под утро.

«Мир перестал существовать для меня. Я уже не живу. Живёт только моя оболочка. И если бы не Глебушка, если ты не та Кроха, что