Теперь он даже за хлебом в булочную ходил редко, а книги ему приносили на дом знакомые девушки.

– Так! – сказал он торжественно, закрыв за мной дверь в свою комнату. – Лева! Ты должен прочитать эту книгу. Если не прочитаешь, знай, что мы больше не сможем с тобой общаться.

– Потрясающе, – сказал я. – Давай ее скорей сюда.

Дрожащими руками он распаковал свою драгоценность, завернутую в газету «Труд», и положил передо мной на стол, предварительно сдунув невидимую пыль.

Это был Карлос Кастанеда.

Честно говоря, я совершенно не помню, как эта книжка называлась. Ну что-то вроде «Путешествия туда и обратно». Я пробовал потом, через много лет, найти ее в интернете, но не смог. Там не было того названия даже и близко. Хотя текстов Кастанеды в интернете миллион – но этой почему-то нет. Ее название зачем-то изменили.

Помню только, что книжка была про каких-то индейцев.

– Ладно, читай! – благоговейным голосом сказал Витя и вышел из комнаты.

Я пролистал первые несколько страниц и придвинулся ближе к подоконнику. Квартира Витиной мамы находилась на последнем этаже. Это было не очень удобно: например, во время ливня потолок отсыревал, а потом трескался. Зато здесь очень хорошо было видно небо. Небо из окна Витиной квартиры было огромным. Сейчас оно имело зловещий оттенок – зеленоватый, иссиня-черный, с багровым краем, источающее какой-то огромный смысл.

Я приезжал в то время к Вите довольно часто – потому что мне было у него уютно, во-первых, и потому что из его окна хорошо было видно это небо.

А мама Вити была рада, потому что ее волновала «способность Вити к социализации», как она интеллигентно выражалась.

И вообще она была очень добра ко мне.

– Бутерброд с сыром хочешь? – сказала она, заглянув осторожно в дверь.

– Да! – радостно сказал я и поплелся на кухню.

Витя сидел на табуретке, поджав ноги.

Он умел так делать.

– Ну что? – спросил он меня, пытливо заглядывая в глаза.

– Сильная вещь! Но язык непростой.

– Да ты что! – обиделся он. – Проще не бывает!

Я быстро прожевал бутерброд и снова вернулся к окну. Мне не хотелось читать Кастанеду.

Я машинально подвигал Витины книги на столе и мгновенно нашел «Технологию власти» Авторханова, открыл ее и вдруг увлекся.

Вообще у Вити такого добра хватало. На полке были разложены стопочки фотокопий с абсолютно слепым, неразличимым текстом совершенно разных трудов – то вдруг полная стенограмма восемнадцатого съезда ВКП(б), то неизданные статьи Бахтина, то Фрейд, то «Доктор Живаго». Больше всего меня изумила статья о повседневной жизни колхозников – зачем это?

Витя много читал – а что еще делать, если безвылазно сидишь дома? Я же читать не то чтобы не любил, но читал слишком медленно. Часто отвлекался.

Я больше любил, приехав к нему, смотреть на небо – именно там я старался прочесть что-нибудь про свою жизнь.

Ну вот сейчас, в частности, про эту Багромову.

Откуда она вообще взялась и почему от нее так больно?

Читать про свою жизнь не очень получалось, буквы не складывались в слова, слова – в предложения, я смотрел на кучевые и перистые облака, и моя жизнь казалась мне пустой. Лишенной какого-то важного смысла.

Но небо из Витиного окна было лучше и красивей всего, что я видел вокруг.

Вообще мама Вити Лаврова, от которой папа Вити Лаврова ушел давным-давно, жила очень скромно, в обычном доме, в одном из самых унылых микрорайонов Москвы, ходила на унылую работу в какой-то НИИ, но я твердо знал, что не стоит доверять первому впечатлению – ведь эта женщина родила и вырастила, а теперь еще и жила в одной квартире с таким необыкновенным, просто сказочным человеком, как Витя.

Полки шкафов у него в комнате были завалены немыслимым количеством литературы, сам он был невероятно странным чуваком, и сейчас он предлагал мне разделить с ним самую невероятную из всех книг, которые только могли быть на свете, это я сразу понял.

Но мне все равно не хотелось ее читать. Мне нужно было поговорить.

– Вить, – осторожно сказал я, – а что вот делать, если ты звонишь, звонишь человеку, а он ни фига?

– Послать его подальше, – спокойно сказал Лавров.

У него таких проблем никогда не было. Женщины приходили к нему сами и оставались надолго. Вероятно, они ценили его глубокий ум.

– Ну понятно… – сказал я скучно. – А еще какой-нибудь совет можешь дать?

– Прочитай Кастанеду, – терпеливо сказал он. – Ну а вообще попробуй ее пригласить куда-нибудь, что ли. Если ты на это способен.

– Куда, например? – обрадовался я.

– Ну я не знаю. Хотя бы в зоопарк.

Всю ночь я провел за чтением «Технологии власти» и созерцанием беляевского неба. Стояло лето, и небо не гасло совсем, оно просто темнело, потом наливалось новым светом, потом оно подсовывало мне луну, я читал про Сталина и его приспешников и думал, что все-таки жить стоит.

Это чувство я тогда запомнил. Я вдруг понял, что это чувство стоит запомнить.

Утром, довольно рано, из вестибюля станции метро «Белорусская» я позвонил Багромовой и пригласил ее в зоопарк.

– Куда-куда? – засмеялась она.

– В зоопарк, – упрямо повторил я, мучительно краснея. – Посмотрим львов, жирафов. Покормим орлов.

– А чем их кормят? – вдруг спросила она.

– Мясом… – ответил я, не задумываясь.

– И все? А как же витамины?

– Не знаю.

– Слушай, Лева, – сказала Багромова, – это все очень интересно, но я предлагаю тебе совсем другую идею. У моей подруги завтра день рождения. Она меня пригласила. Ты сможешь со мной пойти?

– Куда? – тупо спросил я.

– К подруге… – терпеливо сказала Багромова. – Завтра. На день рождения.

Неожиданно я понял, что на день рождения к подруге не очень прилично идти одной, без молодого человека.

– Ладно… – сказал я, мысленно примериваясь к своему новому статусу. – Я смогу.

В портфеле у меня лежала книга «Технология власти». Я выпросил эту книгу у Вити, потому что мне очень хотелось ее дочитать.

– Ну смотри, старик! – сказал он на прощанье, когда мы расставались рано утром. – Смотри вообще! Тут тебе не дедушка Фрейд. Тут дела посерьезнее будут. Не показывай, пожалуйста, ее никому.

Витя не просыпался так рано никогда. А мне надо было успеть к десяти.

Из Беляева.

Поэтому смотрел он тревожно, подслеповато, и было ощущение, что мы прощаемся навсегда.

Весь день мне было не до Авторханова.