Спустя полвека после публикации работы Фрейда «По ту сторону принципа удовольствия» некоторые из симптомов, которые демонстрировали ветераны Первой мировой войны, стали наблюдаться в США среди солдат, вернувшихся из Вьетнама. Казалось, будто они постоянно заново переживали свой боевой опыт, вели себя агрессивно и непредсказуемо, при этом неспособны были описать словами, что они делают или чувствуют. Незначительных событий в повседневной гражданской жизни было достаточно, чтобы спровоцировать неадекватные реакции, как если бы пострадавшие до сих пор участвовали в боевых действиях. Психиатры 1970-х попытались исследовать и понять гормональные и неврологические причины данного синдрома, который получил имя посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). В 1980 году он стал официальным психиатрическим диагнозом.

Несмотря на весьма спекулятивный характер своей теории, Фрейд смог нащупать нечто важное о расстройствах, подобных ПТСР: бывают такие страдания, которые нельзя легко позабыть, они удерживают нас в прошлом против воли. Наши нервы оказываются перенастроены на тот уровень постоянной опасности, к которому мы адаптировались. Современные неврология и психиатрия подтверждают некоторое сходство ПТСР с «навязчивым повторением», на сей раз формулируя объяснение в контексте нейрохимии и того, как гормоны выделяются в кровоток. Научные исследования стресса показали, что, когда внезапно встает вопрос о нашем выживании, человеческое тело вырабатывает большие дозы адреналина, которые позволяют нам быстро отреагировать на надвигающуюся угрозу[122]. Это часто называется переходом в режим «бей или беги» и рассматривается как критически важное эволюционное достижение для животных, проводящих жизнь под угрозой атаки хищников.

Когда опасность миновала, в кровь выделяется гормон кортизол, который понижает уровень адреналина в организме и возвращает нас в нормальное состояние (хотя у этого есть побочный эффект в виде постепенного затвердевания артерий, отчего стресс считается вредным для сердца). Однако если этот режим «бей или беги» активируется слишком часто или слишком резко, в организме развивается подобие зависимости, а выработка кортизола становится менее продуктивной, чем раньше. События, которые напоминают пострадавшему о прошлых травмах, могут немедленно спровоцировать воспроизведение его прежней реакции на них, вызвав страшную панику. Симптомом, позволяющим диагностировать ПТСР, является уровень кортизола ниже среднего показателя.

ПТСР может препятствовать нормальным эмоциональным реакциям на повседневную жизнь, вплоть до того, что пострадавший перестает воспринимать обыденность. Но хотя травмы прошлого бывают весьма жуткими, они же способны служить источником ощущений и стимулов. Пострадавший бессознательно стремится к стрессовым ситуациям ради того, чтобы ощутить хоть что-нибудь. Альтернативой этому является тяжкий эмоциональный вакуум. Исследования ПТСР показали, что больные обладают чрезмерно развитой способностью к эмоциональным, импульсивным реакциям, но ценой сопереживания. Рассматривая данный феномен, используя спекулятивные термины Фрейда или с точки зрения современной науки, мы поймем, что он являет собой колоритный пример того, как медицинское видение в человеке существа, озабоченного лишь здоровьем и удовольствием, может быть сломано.

То, что ПТСР впервые был обнаружен у солдат и ветеранов, не удивительно. Эти люди пережили ситуации, сопряженные с постоянной угрозой для жизни. В условиях боевых действий каждый шорох может означать смертельную опасность, и в результате стресс становится нормой. По мере того как в 1980-х годах данный синдром диагностировался у все более широких слоев пациентов, это позволило заглянуть в жутковатый мир насилия, с которым люди сталкиваются или которое наблюдают в своей повседневной жизни, никак не связанной с войной. Среди них оказались пострадавшие после агрессивных, насильственных взаимоотношений и нападений, часто демонстрировавшие симптомы, похожие на симптомы у ветеранов войны, в том числе постоянную готовность быстро реагировать на опасность. Однако сходные варианты поведения были найдены у людей, не имеющих травм, а просто излишне привыкших к среде с постоянно повышенным стрессом. Исследование на тему «привыкания» к смартфонам показало, что лишенный гаджета человек становится тревожным и беспокойным, преувеличенно реагируя на раздражители похожим на ПТСР образом[123]. Проблема та же: мы слишком привыкли к постоянному взаимодействию в сети и нам сложно настроиться на более медленное и предсказуемое окружение. Жизнь в потоке постоянно обновляющейся «в реальном времени» информации предполагает постоянную готовность отреагировать.

У ПТСР есть и более глубокое психологическое измерение, что делает невозможным сведение синдрома лишь к физическим причинам и следствиям. Некоторые виды травм вызывают данный синдром с большей вероятностью, чем другие, и это различие имеет психологическую природу. Ключевой вопрос состоит в том, могла ли жертва сохранить хоть какое-то ощущение контроля над ситуацией или нет. Исследования автокатастроф показали, что пострадавшие, которые в результате аварии были заблокированы в машине, получают диагноз ПТСР намного чаще, чем те, кому в похожей ситуации удавалось сразу выбраться. Общей нитью через множество различных случаев развития данного синдрома проходит тот факт, что выживший ощущал себя после травмы совершенно бессильным. Именно это чувство бессилия такие пациенты постоянно проигрывают в своем воображении и от него всегда готовятся защищаться. Это затянувшееся ощущение полной беззащитности обеспечивает постоянный приток в кровь гормонов стресса, от которых в конце концов развивается зависимость.

По этим причинам симптомы ПТСР могут развиться даже тогда, когда явно определить травму, ставшую причиной, нельзя. Родитель, постоянно обеспокоенный безопасностью своего ребенка, старшеклассница, уверенная, что все ее друзья негативно оценивают ее внешность в соцсетях, или кто-то, регулярно подвергаемый издевательствам и дискриминации – все они могут демонстрировать признаки данного синдрома. Эти случаи лишь малая доля массы путей, через которые экономическое неравенство и политическая маргинализация отпечатываются на теле и его симптомах, вызывая почти непрерывную тревогу. В каждом случае имеет место продолжительное критическое неравенство в силе и ощущение, что бежать некуда. В более широком смысле ПТСР привел к обсуждению проблемы того, что симптомы могут иметь своим «триггером» повседневные ситуации. Это породило скандалы в университетских кампусах, где периодическое использование понятия «trigger warning» (в отношении определенных высказываний и тем) стало вызывать проблемы со студентами, не желающими соприкасаться с идеями, которые кажутся им агрессивными[124].