– А что ты скажешь про всенародную любовь? – Адам навалился на стол. – Про всенародную марцалофилию?

– Про всенародную… – протянул Роман. – Ничего хорошего не скажу. Есть она… Я про причины ничего не знаю, не прорюхал еще, а только факт: они, на хрен, настолько уверены, что с нашей стороны им ничто не угрожает, что просто… просто… Ты ведь вот нутром чуешь, что никакого сопротивления им быть не может? Что они такие хорошие… пушистые, на хрен… Причем это – без каких-то усилий с их стороны. Я знаю, что ты скажешь – что у них пиар полный абздец и все такое… Так вот – фигня. Этот весь долбанный пиар – прикрытие. Чтобы всякое сомневающееся говно нации не задавалось неправильными вопросами. Любят их? Значит – пиар пашет… Но этот пиар – кривой и одноногий, вроде как я. На самом деле работает, на хрен, какой-то другой фактор, куда более сильный. Какое тут подполье, какое сопротивление, что ты! Просто в голову не придет. Я как-то интереса ради пытался думать об этом. Только думать. Сидеть и представлять. Х-ха… даже не расскажешь, что было… И они это наизусть знают. И плевать им на то, что кто-то где-то против них шепчет или… в общем, плевать. Потому что ни дошептаться нельзя, ни докричаться. Ни… ничего нельзя. Чем-то они нас то ли за яйца держат, то ли за душу, не знаю… Ты спишь-то как? – неожиданно переключился Роман.

– Сплю?

– Ну да, спишь. Нормально?

– Вроде бы да…

– А я вот – часов по двенадцать в сутки, по тринадцать. И знаю кой-кого, кто спит по шестнадцать… В общем, плохо наше дело, брат мой Адам. Другого не скажу. Как говорится, не было ни гроша, а вдруг пиздец… Может, все-таки сведешь меня с этими ребятами? – Он вернул Адаму конверт. – Быстрее дело пойдет…

– Угу… – Адам поднял пустую бутылку на уровень глаз. На дне собралось немножко жидкости. Он капнул в один стакан, в другой. – За успех нашего безнадежного дела.

– Дык… – Роман неуверенно заглянул в стакан. – По капелюшечке, значит. За успех.

* * *

Маленькая комната. Меньше той, где держали Его. Приборы, веревочки (провода, поправился Он), дверь, два окна. Главное: кровать и на ней – не Большой и не Маленький – Средний, Которому Плохо. Только теперь Он понял, что Его притянуло сюда не само по себе присутствие Большого-теплого (был, был совсем недавно, значит, вернется!). Он пришел сюда ещё и потому, что умел – так же, как прыгать, прятаться, находить направление, – умел лечить того, кому плохо, просто находясь рядом. Это было правильно. А правильно – всегда хорошо. В этой комнате можно спрятаться. Большие, которые приходили сюда, не были холодными, не кусались и не злились. Кровать большая, можно прятаться рядом со Средним, можно – внизу, прицепившись когтями к сетке. Неподалеку угадывалась еда, сразу в нескольких местах. Когда станет темно, Он проверит, можно ли взять её безопасно. И еще… Странно. Тоже неподалеку существовал ещё один центр притяжения, которому Он пока не мог подобрать ни названия, ни даже описания. Что-то глубинное, ни на что не похожее отзывалось в Нем в ответ на странный сигнал, что-то, заставлявшее жмуриться и поджимать передние лапы к груди. Потом, позже, Он проверит, что это такое, и, может быть, вспомнит…

Саудовская Аравия, горы Эш-Шифа

Резиденция принца Халиля была оборудована в большом белом вертолете-салоне «Ми-36», обставленном внутри комфортабельно, элегантно и уютно, однако не по-восточному сдержанно – с той дорогостоящей скромностью, которая характерна скорее для англичан, нежели для арабов. Но Халиль и не скрывал своей англомании… Вертолет стоял, намертво прикованный к вбитым в скальный грунт якорям, на дне широкой лощины с пологими краями. Первый пилот, начальник охраны принца и мажордом уже вознесли молитвы Аллаху за то, что успели выставить по верху склонов переносные громоотводы: грозы сегодня налетали такие, что из-за непрерывного рева невозможно было разговаривать. Молнии стенами полыхали по сторонам, и ветер раскачивал сорокатонную машину, как неуклюжую баржу на короткой волне…

Подлетающий глайдер из-за дождя, заливающего стекла, заметили только в последний момент. Вряд ли в местности, сейчас битком набитой войсками, следовало ожидать нападения работорговцев… впрочем, эти дети шайтана, забывшие шариат, могли решиться и на такое безумство…

По саудовскому закону, телохранители иностранного подданного могли располагать только пистолетами; но Али, начальник охраны, в обход закона имел в тайнике на борту вертолета четыре винтовки «галиль» израильского производства и русский автоматический гранатомет – страшное оружие в бою на средних дистанциях; сейчас Али холодно раскладывал в уме время, потребное для того, чтобы выдать оружие бойцам; получалось, что после того, как неизвестные обозначат себя как враги, у него будет десять-двенадцать секунд.

Неизвестные обозначили себя как друзья. Это были инженер Мухаммед, непосредственно руководящий работами по подъему тел погибших, и военный врач, которого принц видел среди спасателей, но чьего имени вспомнить не смог.

После обмена приветствиями, после того, как гости переоделись в сухое, опустились на ковер и взяли в руки маленькие чашки с настоящим королевским кофе, принц вдруг отставил свою в сторону, развел руками в знак того, что сожалеет о нарушении обычая, и спросил:

– Что-то случилось?

– Да, ваше высочество, – с облегчением выдохнул инженер. – Я никогда не решился бы побеспокоить вас по пустяками. Мне кажется, и доктор Хафиз подтвердит… среди погибших есть трое, двое мужчин и женщина, чья принадлежность к нашей расе может быть оспорена. То есть они очень похожи на людей, лица их несколько странны, хотя не до такой степени, чтобы усомниться в их человеческой сущности…

– …но у них есть когти на руках – и хвосты, – добавил врач.

– Хвосты? – переспросил принц.

– Именно хвосты. Не очень длинные, поросшие гладкой шерстью. И эти… люди… были одеты одинаково.

– Я бы назвал это военной формой, – сказал инженер. – Неизвестно какой армии. Но все же – именно военная форма.

Принц Халиль набрал в грудь воздух. Выпустил его.

– Их уже подняли наверх?

– Да, ваше высочество, – подтвердил врач. – Рабочие внизу так и не поняли, что это не вполне люди. И мы тоже не сразу…

– Понятно, – сказал Халиль. – Кто ещё знает про них?

– Еще два санитара. Но им приказано молчать, и они будут молчать.

– Это хорошо. Паника была бы сейчас не к месту… Что же, поедем, посмотрим на ваших хвостатых. Все – творения Всевышнего… Али, – он повернулся к начальнику охраны, – мы выезжаем к котловине. Через пять минут.

Али молча поклонился.

Ветер завывал и взревывал. Немелодично скрипели амортизаторы шасси. Винт изредка начинал проворачиваться, и тогда шипели и свистели шестерни. За несколько секунд, которые заняла посадка в глайдер – он стоял вплотную к вертолету, дверь в дверь, – Халиль промок до нитки.

Таких ливней здесь не бывает десятилетиями…