Он знал, что безымянные речки на склоне – желтые и черные – пенятся и ворочают громадные камни.

Путь до палаточного лагеря занял минут пять-семь. Полсотни ударов грома…

Палатки, серые, мокрые до невозможности, провисли под собственной тяжестью. И даже стоящие в ряд глайдеры-рефрижераторы казались вбитыми в землю этим небывалым дождем.

– Вот здесь, – не столько сказал, сколько показал почтительным кивком на крайнюю в ряду машину доктор Хафиз.

Внутри фургона было холодно и очень светло. От одежды тут же начал струиться пар. В дальнем конце фургона, прикрытые синими полотнищами, на носилках лежали мертвецы. Их было более десяти. А посередине помещения, на стальном немилосердно сверкающем столе лежал под покрывалом ещё один человек, и по дыханию сопровождающих Халиль понял, что это – один из тех самых.

Потом он увидел ещё двое носилок позади стола…

Доктор Хафиз жестом подозвал принца и приподнял покрывало. Да…

Лицо. Большие закрытые глаза под сероватыми замшевыми веками; ресницы редкие, но очень длинные. Плоский, ноздрями вперед, нос – но не негритянский, другой: широкая спинка, а крылья ноздрей, напротив, втянутые; этакий треугольник углом вниз. Уши маленькие, тоже треугольные. Борода… или щетина… в общем, какая-то растительность на лице: мягкая, короткая. На голове – чуть длиннее, мысок на лоб почти до переносицы…

– Руки, – сказал доктор. – Очень необычные руки…

Он потянулся, чтобы освободить руку мертвеца и показать её принцу, но мертвец все сделал сам, причем мгновенно – вот он лежал, а вот – уже стоит, удерживая Халиля за горло мягкой и сильной хваткой, которая (и это чувствовалось очень остро) могла стать стальной. Потом он – бывший мертвец – медленно поднес к лицу принца ладонь, раскрыл: блеснули три ослепительно белых кривых когтя…

– Никто не двигаться, – тихо сказал «мертвец». – Тогда все идет хорошо.

Он говорил по-английски, не слишком заботясь о правильности фраз, а только о том, чтобы его правильно понимали.

Еще с одного «мертвеца» слетело покрывало, он скользнул к двери рефрижератора и вынул из рук Али пистолет.

– Это не разумный, – сказал тот, который держал принца. – Мы не хотим злого. Мы забираем наши мертвые трупы. Где остальные?

Второй оживший вернулся туда, где лежал, и поднял ткань с трех носилок. Двигался он невероятно быстро и мягко.

– Здесь три, – сказал первый. – Было пять. Где маленькие?

Доктор, посмотрел на инженера. Тот развел руками. Попытался что-то сказать. Откашлялся.

– Маленькие? – переспросил он. – Дети?

– Да, дети. Где дети?

– Там не было никаких детей…

– Это ложь. – И тот, который держал принца, чуть сжал руку. Принц почувствовал, как когти натягивают кожу, углубляются внутрь, сдвигая мышцы… вот под ними бьется артерия… как она бьется…

В глазах вдруг стало темнеть. Зазвучал воздух.

– Не было никаких маленьких, Аллах свидетель! – воскликнул доктор. – Не было ни живых, ни мертвых! Там вообще не было живых!

– Вы смотрел хорошо?

– Да! Там же негде спрятаться…

– Там же негде спрятаться. И ты не прятал детей. Что может значить?

– Не знаю…

– Я не знаю вместе с тобой. Что делать потом?

Халиль не понял, что уже свободен. Рука с горла исчезла так мягко… Просто вдруг стало легко дышать, а чернота съежилась и втянулась в тени. И это не сердце стучит. Это стучат в дверь!..

– Никто не говорит про мы, – сказал бывший мертвец и исчез. Второй исчез тоже. Весь мокрый, вошел офицер.

– Ваше высочество, получена шифрованная радиограмма для вас. Из петербургской штаб-квартиры.

– Давайте…

– Ответа ждать?

– Нет. Вы свободны.

Офицер вышел. Рядом с Халилем тут же образовался один из захватчиков. Только сейчас Халиль сумел увидеть, что на нем надет просторный мягкий комбинезон из ткани какого-то ускользающего цвета.

– Читает, – сказал он.

Халиль понял. Шифровальный блокнот – набор из трех десятков достаточно примитивных таблиц – лежал у него в нагрудном кармане рубашки. Он посмотрел на ключевые слова, произвел в уме необходимые действия, нашел Нужную таблицу…

– Дорогой Халиль! – медленно прочел он. – Вынужден тебя обеспокоить вопросом: не оказалось ли среди погибших людей существ другой расы, очень похожей, но все же другой…

– Даешь мне этот, – сказал похититель, мягко и стремительно вынул из рук принца радиограмму и блокнот – и исчез за дверью. Второй молча встал в дверях, чуть сгорбившись; Халиль понимал, что на любое враждебное действие последует стремительный и, вероятно, смертельный бросок…

Через несколько секунд, показавшихся очень длинными, в рефрижератор скользнули ещё трое таких же, но поменьше ростом. Каждый поднял на руки тело погибшего соплеменника, беззвучно пронесся мимо замерших землян… Они исчезли, а страж у двери внимательно посмотрел на остающихся – будто запоминая. Глаза у него были желтые. И – вертикальные зрачки…

Санкт-Петербург, Россия

Саньку все ещё лихорадило – и в прямом смысле: температура прыгала, как ей вздумается, бывало и тридцать пять, и тридцать восемь, – и в каком-то другом: время вокруг него то ускорялось, то почти останавливалось, и к этому невозможно было приспособиться. За окном почти всегда была ночь. Изредка где-то внутри словно срывался какой-то рычажок, тело мгновенно становилось мокрым и ватным – и тогда Санька засыпал, койка засасывала его, как жидкая теплая грязь…

Снилось все время одно и то же: летящие в лицо комки пламени. Это было невыносимо. Но потом приходили Юлька, полковник Адам, какая-то незнакомая маленькая женщина, Пашка с Анжелой, ушастый – и забирали его оттуда…

…Ушастый пришел, когда Санька уже перестал его ждать. Скользнул под одеяло, вытянулся рядом, уткнулся головой в подмышку, рядом с сердцем. От него исходило легкое шелковистое, волнистое тепло. Санька попытрлся его погладить, но рука не послушалась, упала. И почти сразу захотелось спать, но не провально, не засасывающе – а легко и сладко. Он ещё чувствовал, как ушастый выбирается из-под одеяла и толкается где-то внизу, в ногах, скрипнула сетка, потом кто-то несколько раз подходил к нему, один раз это была мама, он почувствовал её, но открыть глаза не сумел. И все это время ушастый был где-то поблизости, и, проснувшись утром – от упавшего на подушку солнечного луча, – Санька почувствовал этого маленького негодника: он пристроился под матрасом. Санька дотянулся рукой до еле ощутимого холмика и погладил его.

Адам ехал не очень быстро, шестьдесят–семьдесят в час, хотя пустота дороги звала вдавить газ до уровня пола. Просто быстрая езда увлекала его сама по себе, а сейчас хотелось ещё и подумать.