Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надя робко села вперед.
— Пристегнитесь.
Она не слишком удачно потянула за ремень, он застрял. Алексей протянул руку помочь и почувствовал, что Надя краснеет.
— Я не привыкла ездить на машинах, — оправдываясь, сказала она. — Тем более впереди.
— Разве тетя не приглашает вас иногда куда-нибудь с собой?
— Алла? — Девушка даже испугалась. — Нет, нет.
Он осторожно вывел «Жигули» с места для парковки: по стажу вождения и ловкости лавирования в потоке машин до Гончаровой Алексею было далеко. Нарушив обещание, он все-таки попытался разговорить робкую Надю:
— А вы чем занимаетесь?
— Учусь.
— У дяди в университете? — догадался Леонидов.
— Да, на филологическом.
Минут через десять разговора ни о чем он решился:
— Надя, а Павла Клишина вы знали?
Девушка даже заметалась на своем сиденье, схватилась зачем-то за сумочку, щелкнула замком, снова его закрыла.
— Он приходил, — произнесла она как-то нейтрально.
— Не к вам, конечно? — Да, это была не Соня, Надежда Гончарова вообще считала противоположный пол состоящим целиком из жителей другой планеты, даже не в состоянии была признаться в знакомстве с любовником собственной тетки.
— Он к дяде приходил.
— Но вы с ним общались?
— Только на почве литературы.
— Вам нравились его книги?
— Да, — твердо сказала она.
— Глядя на вас, никогда бы не подумал, что вы поклонница такого извращения жизни, описания таких темных ее закоулков.
— Вы читали? — оживилась она.
— Читал.
— Но не поняли, что тут дело не в извращении. — Надя менялась на глазах, обретала уверенность, твердость, когда начала говорить о литературе. — Талант может проявляться в самых разных формах, можно ненавидеть человека и не принимать все, что он пишет, но не признать, что он наделен даром слова, нельзя. У Павла был талант, несмотря на то что это очень своеобразный талант.
— Да, серьезный разговор, не для машины, — усмехнулся Леонидов. — Движение слишком оживленное. Не возражаете, если мы в понедельник об этом поговорим?
— О чем? — опять испугалась она.
— О вашем кумире.
— Он не кумир.
— Кто тогда?
Она не ответила, Алексей понял, что Клишин успел запустить когти и в эту чистую душу, возможно, даже вызвать к себе любовь, и перешел на более нейтральную тему:
— Надя, простите, но не могу не спросить: почему вы с дядей живете?
— Когда три года назад приехала поступать в университет, дядя предложил пожить у него. Я сдала экзамены, поступила, а потом привыкла и осталась жить, да и не гнал никто из дядиной квартиры. Он — мой научный руководитель, я помогаю ему искать в архивах материалы. В этом году был юбилей Пушкина, мы очень много работали.
— Да, это был, наверное, ваш год, вы тоже Гончарова. Родство-то установили?
— Откуда вы знаете?
— Вам знакома такая книга Клишина, как «Смерть на даче»?
Тут она совсем растерялась и заявила:
— Все это клевета. Мой дядя — самый лучший человек, и я никогда не послала бы…
— Значит, вы все-таки послали?
— Вы правда не из милиции?
— Чем он вас взял, Надя?
— Алла нам не нужна. Она — плохая.
— И вы решили помочь ее посадить?
— Вы ничего не знаете.
— Зато могу догадываться. Кому Алла больше мешала — вам или дяде? Или вы ее ревновали к Павлу?
— Мы приехали.
— Разве? — Они и на самом деле подъехали к площади трех вокзалов. — Надеюсь, вы не откажетесь в понедельник оценить вместе со мной возможности нового компьютера? Или не появитесь теперь?
— Скажите, вы прочитали те последние листки?
— А у вас еще есть? — настаивал Алексей, но она упорно продолжала о своем:
— И вы не считаете, что у Павла был талант?
— Вообще-то мне было интересно читать.
— Вот видите: неприятно, но интересно. Знаете, а я в понедельник приеду, — пообещала Надя.
Алексей припарковал машину на платной стоянке у Ленинградского вокзала, вылез из «Жигулей», достал огромные сумки.
— Как же вы собирались с таким грузом ехать в метро?
— Я привыкла.
— Давайте я вас до электрички провожу?
— Это не обязательно, я дойду.
Он без разговоров взял сумки и понес их в сторону касс Ленинградского направления. Надя послушно пошла за ним. У входа в здание Алексей сказал:
— Идите покупайте билет, я донесу вам сумки до электрички и пойду.
— Спасибо.
На пути к платформе народу было, как всегда, полно. Люди бежали к вагонам, толкались и не обращали друг на друга никакого внимания в этой суете; продавцы пирожков и хот-догов хрипло и монотонно выкрикивали призывы купить их товар; сумки, тела, ноги, руки, мороженое, пирожки и бутылки с пивом и водой крутились здесь, как кусочки цветного стекла в калейдоскопе, распадаясь временами на бессмысленные груды разного и тут же выстраиваясь в каком-то одном направлении. Алексей определил, куда перетекает основной поток, и стал проталкиваться туда, оглядываясь назад, где там Надя. Дойдя наконец до вагона, он еще раз посмотрел на девушку с недоумением:
— Как же вы дойдете? От станции пешком далеко до вашей дачи?
— Я привыкла, — снова сказала она. — Давайте вещи, спасибо.
Надя привычно взялась за ручки и потащила тяжелые сумки в вагон. Там еще были свободные места, но электричка быстро заполнялась народом.
«Она наверняка уступит кому-нибудь место, такой уж характер, и будет стоять часа полтора, потом выйдет одна на платформу и пойдет, быть может, через лес, несколько километров пешком. И сама понесет сумки. Такие девушки не любят принимать одолжений, а особенно о них просить», — подумал Алексей и опять вспомнил Соню, вздохнул и побрел назад, вразрез с потоком толпы, норовившей то и дело сбить его с курса и развернуть обратно, к зеленым вагонам.
2
Когда Леонидов приехал домой, ему захотелось просто полежать на диване, посмотреть хороший старый фильм, в котором нет ничего о мафии, больших деньгах, наездах, трупах, наркотиках, а есть просто любовь, пусть нисколько не похожая на то, что происходит в жизни, но зато полная нежности, надежды и тихой веры в понятные и обыденные чудеса.
Он так и сделал и уже почти успокоился, и душа его размягчилась, плавно перетекла в область горла и сердца, обволакивая их сладкой грустью, тело воспарило вверх, откуда его сбросил в один момент неожиданный телефонный звонок. Леонидов подумал было, что снова звонит настырный Михин, но это был не Игорь.