Примерно через месяц, в середине августа, Алексей Леонидов лежал на горячем пляже рядом с женой, метрах в десяти от них плескалось море, над Сашей парил полосатый зонт, рядом безжизненно валялись нагретые до точки кипения шоколадные люди, и самым заветным желанием надолго оставалась в сознании прохладная соленая вода. Сережка плескался у самого берега, Саша пыталась читать в своей сомнительной тени, Леонидов старался не думать, что через три дня опять окунется в раскаленный воздух столицы в своем костюме и жестяной коробке под названием «Жигули». Саша неожиданно спросила:

— А ты мне врал тогда или нет?

— Когда? — Ему лень было даже шевелиться, не то что отвечать на серьезный вопрос.

— О Соне, что у вас ничего не было?

— Не врал. — Инстинкт самосохранения был сильнее даже жары.

— Значит, ты никогда мне не изменял?

— Нет. — И это была правда.

— И не изменишь?

— Нет. — И это тоже была правда.

— Почему я тебя люблю?

— Потому что я тебя люблю. — Он перевернулся на живот и почувствовал, как солнце тут же впилось в спину, словно горчичник. — Жара какая. В воду хочешь?

— И никто не прочитает то, что написал Клишин?

— А по этому поводу я все время вспоминаю слова юного Павлика. Помнишь, мы вместе разбирали вслух?

Подарите мне новое сердце,

Подарите мне новую грусть,

Расскажите мне сказки, как в детстве,

И тогда я на землю вернусь.

«Вернется ведь, а? Или уже?»

— Ну, все когда-то повторяется, и люди похожие рождаются довольно часто. Ну что, купаться пойдем? — И Саша вылезла из-под своего зонта, поправив купальник на очень заметном теперь животике и осторожно, боясь поскользнуться, пошла к воде.

А еще через пару недель Леонидов случайно встретил Надю. Он вышел из небольшого ресторанчика в центре, где пришлось пообедать с хорошим знакомым, и пошел было к своим «Жигулям», когда его кто-то окликнул:

— Алексей Алексеевич!

Сначала он подумал, что это Соня: волосы подстрижены, пряди на концах совсем белые и топорщатся от лака, лицо в этой тщательно выстроенной раме, обтягивающие модные брюки, высокие тяжелые каблуки. Но в глазах ее еще оставалось что-то наивное, они словно спрашивали: «Ну и как я вам теперь?»

— Вас не узнать, Надя.

— А я вся теперь другая. Мы с Соней вместе живем, в нашей квартире. Вы мимо какого метро поедете? Нельзя немного девушку подвезти? — И девушка уверенно открыла дверцу машины, усаживаясь на переднее сиденье.

Леонидов без лишних слов уселся рядом, завел машину и услышал:

— А можно будет без «Алексеевича» и на «ты»? — И тут подумал с тоской: «Господи, ну зачем все это было? Это последний раз, когда я попытался влезть в чужую жизнь. Последний раз».