Скрипя так же уныло, как ее хозяин разговаривал, телега доехала до задних ворот замка. Высунулся караульный, ворота открылись, и, едва протиснувшись сквозь узкие створки, телега выкатила из замка. Охрим метнулся к воротам.

– Что за телега? – рявкнул он на закрывающего створки караульного. Тот сперва дернулся, оглянулся… но, увидев простого казака, зло сплюнул под ноги:

– Чего орешь, нибы ты тут сотник? Тебе что за дело?

Дать бы ему раза, да только кулачищи у караульного не жиже Охримовых будут, а подозрительная телега уезжает все дальше…

– А такое мне дело, что я тож выйти хочу! – с пьяной важностью объявил он. – Надо мне… в шинок!

Караульный принюхался:

– Ты ж с шинка идешь!

– А я в другой шинок! – повисая на створке, требовательно выпалил Охрим.

– Бо в первом больше в долг не наливают? – засмеялся караульный. – Иди уж, бедолашный…

Охрим ринулся в воротный проем. Шаг, другой – ночная мгла скрыла его от глаз караульного, пошатывающаяся пьяная походка сменилась упругим шагом. Хмель еще кружил голову, но азарт погони оказался сильнее – Охрим побежал, как бегал в разведке, быстро и бесшумно. Телега не успела укатить далеко – она негромко поскрипывала по дороге вдоль крепостной стены. В лунном свете отчетливо рисовался темный силуэт правящего волами хлопца. Тот все так же не оглядывался. То ли шибко уверен, что ничего худого случиться не может, то ли, наоборот, так напуган, что даже озираться не осмеливается. Охрим прекратил прятаться, тем паче что и негде – ночная дорога была пуста. Телега вдруг встала. Охрим заметался… и сиганул прямо в сугроб, наваленный у обочины. Хлопец поднялся на телеге во весь рост и впервые огляделся по сторонам. Охрим вдавился в сугроб – снег сыпался ему на спину, маскируя темное пятно на белом. Хотя мальчишка назад почитай что и не глянул, вперед уставился, на замыкающую внешнее кольцо стен новоустроенную деревянную крепостицу. Будто высматривал там чего. Видать, углядел, потому как снова дернул вожжи… заставляя волов сойти с укатанной дороги. Волы упирались и не шли, мальчишка спрыгнул с телеги, пошел рядом… Уговорил-таки упрямую скотину свернуть на обочину! Ты гляди, а снега-то на той обочине почитай что и нет – расчищено!

Охрим приподнялся, беззвучно отплевываясь набившимся в рот снегом. А ведь хлопцу кто-то помогает, не в одиночку же он и телегу загрузил, и обочину придорожную почистил. Сгибаясь в три погибели и чуть не пластаясь по дороге, Охрим двинулся следом. Телега то и дело проваливалась колесами в рыхлый снег, заставляя несчастных волов тянуть, чуть не выскакивая из шкуры, а хлопца изо всех невеликих сил толкать телегу. Охрим бросил быстрый взгляд на крепостицу – пусть тамошний часовой и в другую сторону, за стены, глядит, но волы протестующе мычат, телега скрипит, хлопец пыхтит так, что его небось самому князю Острожскому в его ставке слышно – а караульный будто оглох! Окликнул бы хоть! И вот тут Охрим понял, что караульного на вышке вовсе и нет! Луна в черном небе высвечивала крепостицу всю, насквозь – никого.

Тем временем телега доскрипела почитай до самой стены – и встала. Бока волов раздулись и тяжело опали. Охрим снова предусмотрительно рухнул в снег и даже прикопался – холодные комья сыпались за шиворот, набивались в сапоги, но еще не покинувший его хмель и жадное нетерпение не позволяли мерзнуть.

– Все, все уже! – хлопец соскочил с телеги, похлопал вола по костистой спине. – Потерпите еще чуток, сейчас все разгрузим, легче станет, обратно пустые пойдете!

Он направился к телеге… но взялся вовсе не за бочонки, а за проложенные вдоль бортов длинные рогожные свертки. Размотал рогожу, аккуратно и бережно раскладывая прямо на снегу струганые бревнышки, рейки, просмоленную веревку. Теперь уж хлопец и вовсе не глядел по сторонам – все его внимание сосредоточилось на работе. Прячущийся в снегу Охрим изумленно глядел, как точно по воле колдуна у крепостной стены вырастает странное сооружение с противовесом. И казалось оно знакомым! Видал он уже похожее в походе на Туретчину. Именно на такой вот штуке спускали с высоченной стены турецкого бея для переговоров с вставшими под крепостью казаками. Только та раза в три поболе была, да на верхушке стены, а тут хлопец ладит у самого подножи – разве под землю что спускать собрался? Долго гадать Охриму не пришлось – невеликое свое сооружение хлопец собрал быстро и сноровисто, точно не раз уж делал это. Подергал одну опору, другую, посмыкал свисающую веревку… наклонился и прижал каменюку в стене! Заскрипел камень, и прямо у ног его разверзлась дыра!

И вот тут Охриму стало все ясно!

– Вот так, не думая не гадая, ляпнешь, да и в точку попадешь, – поднимаясь из снега, сказал казак, и голос его в ночной тишине прозвучал как гром. Хлопец крутанулся на месте так стремительно, что не удержался на ногах и уселся в снег. Охрим неторопливо пошел к нему, оббивая об колено смушковую шапку. – Казал я – лазутчики, а лазутчики и есть!

Взбивая сапогами снег, хлопец принялся отползать от надвигающейся на него темной мрачной фигуры. Лицо его исказилось ужасом, когда Охрим потянулся к висящей на боку сабле.

– Да что вы, дядька, какие лазутчики! – забормотал мальчишка, норовя отползти дальше – уперся спиной в стену и замер, глядя на Охрима, как мышь на кота. Несмотря на морозец по лицу его катил пот.

Охрим ухмыльнулся – трусишь, щенок! Еще б тебе не трусить!

– Я тут того… по повелению… пана полковника…

– Авжеж, авжеж! – издевательски согласился Охрим. С тихим зловещим шелестом клинок вылетел из ножен, льдисто сверкнул в лунном свете, и его остро заточенное жало потянулось к самому носу хлопца. Перепуганный мальчишка свел глаза в кучку, завороженно глядя на мерцающую перед ним смерть. – Полковник тебе поручил! Еще скажи – сам пан гетман Косинский! – Охрим звучно хекнул – и сабля ударила с оттяжкой.

– Да-а! – отчаянно заорал хлопец, перекатываясь по снегу. Клинок чиркнул по камню стены, высекая искру.

– А что тут такое творится? – раздался сзади тяжелый начальственный бас.

– Сообщник явился! – Охрим махнул саблей и отпрыгнул назад, защищая спину, и… замер. – Пан полковник? – потерянно пробормотал он.

На вытоптанной хлопцем с телегой да и самим Охримом тропке, заложив пальцы за кушак, стоял толстый полковник, и луна серебрилась на меховой оторочке его кунтуша.

– Опять безобразишь, Охрим? То до девчонки вязался, теперь до хлопца?

Охрим побледнел, потом покраснел, потом вроде даже посинел – то ли от пробравшего его холода, то ли от охватившей ярости.

– Пан полковник не разумеет! – голос казака срывался. – Я этого хлопца узнал! Догадался! Это он меня на Киеве в плечо подстрелил!

– Да что ты говоришь? Так это он тебя тогда? – и полковник захохотал, тряся пышным чревом. Подпрыгивали кисти алого кушака. Охрим наливался злостью, все больше походя цветом лица на тот кушак.

– Да пан же! – заорал он – казалось, могучий казак сейчас или разрыдается по-детски от невыносимой обиды… или по-взрослому пойдет пластать саблей направо и налево. – Я ж видел! Оцей хлопец… – он указал кончиком сабли на так и сидящего в снегу паренька, – встречался с отой дивчиной!