Дюймовочка вся сжалась и вышла из кухни.

– А еще она подслушивает и подглядывает, – добавила я, когда мой неприятель покинул территорию.

– Ты тоже это делаешь, – ответил Воронцов, – а теперь объясни, что здесь произошло.

Па-па-па-па! Огромная сцена, тяжелый занавес медленно и степенно раздвигается. Я стою, укутанная теплым светом, и все, замерев, смотрят только на меня. Теперь я должна осуществить свой план.

– Она меня ненавидит. Вы слышали, что она сказала? Что выживет меня из этого дома... Я ничего такого не сделала и не заслужила подобного отношения. Я не желаю это все терпеть и сама больше не хочу жить под одной крышей со злобной неврастеничкой!

Воронцов слушал молча.

– Екатерина Петровна швырялась в меня половником и лейкой, – я показала на раскиданную посуду и салфетки, – и что, это нормально, вы скажете? Я ухожу.

Я направилась к двери.

– Куда?

– Увольняюсь, не хочу жить рядом с этой мегерой. Вернусь к девчонкам, надоело мне все.

Я была очень убедительна – сама себе поверила.

– Увольнять я ее не буду, – думая, что я намекаю именно на это, сказал Виктор Иванович.

Да и не надо, я добивалась совсем другого...

– Разве я вас прошу об этом?

Остановившись, я вздернула нос и посмотрела на Воронцова.

– Я поговорю с Екатериной Петровной, чтобы она особо к тебе не приставала, и будем считать инцидент исчерпанным.

– Нет, не будем, – топнула я ногой, – отказываюсь жить с ней под одной крышей! Я устала слышать о том, что постоянно вешаюсь на вас, это очень неприятно. К тому же она следит за каждым моим шагом и не доверяет...

– В этом-то я ее понимаю, – улыбнувшись, перебил меня Воронцов.

– У меня уже мания преследования развилась, все время кажется, что она сопит за спиной. Хочу жить отдельно! Вернусь к реке и буду каждое утро топать целый километр, чтобы выйти на работу и смахнуть образовавшуюся за ночь пыль!

Эх, зачем я это сказала (необдуманный риск), вдруг он скажет «хорошо», и тогда затея рухнет.

– Ни у какой реки ты жить не будешь.

«Наверное, он меня очень сильно любит, просто не может расстаться со мной ни на секунду, разлука бы для него стала чем-то столь невыносимым...»

– Мне намного спокойнее, когда ты в поле моего зрения, а то я просто не знаю, чего от тебя можно ожидать, – прервал мои мысли Воронцов.

Эх!

– Тогда я буду жить в развалюхе, что стоит на улице, но с Екатериной Петровной под одной крышей не останусь, мне необходимо личное пространство.

– В какой еще развалюхе?

– В охотничьем домике, жили же там когда-то люди, все лучше, чем здесь.

– Ну что ты говоришь, там холодно и сыро, – Воронцов взял с тарелки мягкую плюшку и сделал глоток остывшего чая из моей кружки. – Не придумывай.

– А мне там уютно. Я девушка скромная, не привыкшая к напыщенной роскоши, и хочу простого человеческого покоя. Буду жить там.

– Не придумывай, – повторил Воронцов и нахмурился.

– Тогда живите тут без меня! Я не хочу каждое утро гадать, что именно Екатерина Петровна кинет в меня во время очередного приступа буйного помешательства!

Главное – показать свой решительный настрой.

– Хорошо, живи в охотничьем домике, – устало выдохнул Виктор Иванович. – Я попрошу Юрия Семеновича позаботиться о дровах и проверить печку. Но это только на пару дней, успокоишься – и обратно, поняла?

Два-три дня – это уже неплохо. Я почему-то думала, что мне придется его намного дольше уговаривать. Все же лачужка выглядит не очень презентабельно, наверняка в ветреную погоду там стены трясутся.

– Пожалуй, я приду к тебе в гости, надеюсь, мне никто не помешает поздравить тебя с новосельем.

Я почти смутилась. Это на что же он намекает...

Виктор Иванович прихватил пару плюшек, бросил в мою сторону игривый взгляд и вышел из кухни. Что-то я разволновалась, где мой лучший друг и утешитель – холодильник?

Сыр, масло, рыба горячего копчения... Надо дать Нобелевскую премию тому, кто изобретет способ, как худеть, поедая все, что попадется на глаза. Сервелат, салатик из морепродуктов, соленые огурчики, тушеные баклажаны... Как Екатерина Петровна умудряется быть такой маленькой Дюймовкой, имея под рукой все это?.. Вернее, как она умудряется все это не есть? Наверное, ее точит изнутри злоба. Подкопченные колбаски, домашний паштет из куриной печенки, кусок пирога с капустой...

Захлопнув дверцу холодильника так сильно, что он несколько раз вздрогнул, я понуро отошла в сторону. Как жить, как жить, когда кругом одни соблазны?!

Стыдясь, я открыла холодильник еще раз.

Может, паштет не очень калорийный? Он свернут рулетиком с тонким слоем сливочного масла... Сжав зубы и запретив себе даже думать о еде, я вновь хлопнула дверцей. До чего же я ненавижу эту Екатерину Петровну со всеми ее кулинарными талантами!!!

В гостиной никого не было, и я направилась в свою комнату. На полпути услышала голоса, несущиеся со второго этажа, и притормозила.

– Что там стряслось? – спрашивал Максим.

– Пойдем ко мне в кабинет, – голос Воронцова.

Я, словно черная кошка по карнизу (заметьте – худая кошка), незаметная и недоступная, прошуршала по лестнице вверх и сразу же приложила ухо к светлой двери. Мне кажется, что эта дверь уже давно любит мое ухо. Она радуется, когда оно так доверчиво прижимается к ней.

– Обычная ругань, – сказал Воронцов.

– Аня?

– Да, с Екатериной Петровной.

Двух версий быть не могло – они обсуждали наш скандал.

– И что? – спросил Максим.

– Есть в этом один любопытный момент.

– Какой?

Жаль, что мне их не видно.

– Они поругались – что ж, бывает, но закончилось все тем, что Аня решила переехать в охотничий домик.

– Это тот, что во дворе? – поинтересовался Максим.

– Да, что и странно...

– Почему?

– Потому что такой итог не в Анином характере. Раньше она обязательно бы потребовала, чтобы туда выселили Екатерину Петровну. То, что она переезжает сама, отчасти небольшое поражение в ее битве с противником, а эта девочка поражений не терпит, и уж сама никогда бы не уступила территорию.

– Может, ты преувеличиваешь? – спросил Максим.

– Может, – затянувшаяся пауза. – Но все же странно, что Аня нашла такой компромисс. Компромисс, в котором она сама ущемлена: переезжает в какой-то старый домик, где нет даже отопления, готова полночи бегать с дровами и при этом даже не требует никакого наказания для обидчицы.