Засада. Эх, как же я лопухнулась! Надо было попросить, чтобы Екатерине Петровне хотя бы отрубили голову.

– До ее друзей – всего какой-то километр, а может, и меньше, она же предпочла жить в лачуге, а не с ними... – продолжал размышлять Воронцов, – Аня могла настоять на проживании с друзьями, но не стала.

– Ты ее знаешь лучше, но, может, у нее есть на это свои причины?

– Уверен, что есть, но только какие?

– Кажется, она неравнодушна к тебе, да и ты...

– Мне не хочется это обсуждать, – спокойно сказал Воронцов.

– Ты ей веришь?

– Да.

– Тогда почему постоянно сомневаешься?

– Потому что у нее острые, как бритва, глаза, потому что она гуляет сама по себе, потому что она не такая, как все... Потому что у нее есть то, без чего я уже не смогу жить...

– И что это?

– Она сама.

В комнате воцарилась тишина, сердце мое забилось куда-то в уголок и жалобно запищало.

После обеда я занялась вещами – собрала абсолютно все и кое-как упаковала.

Я переезжаю надолго, пока не найду то, зачем пришла. Конечно, хотелось бы обнаружить нужную коробочку сразу, но на данный момент особых идей, где она может быть, у меня нет, так что я решительно занимаю нужную территорию до конца следующего столетия (если понадобится, конечно).

– Печку я наладил, дров принес.

Я обернулась. Юрий Семенович стоял в дверях и хмуро оглядывал комнату.

– Что удумала... Здесь у тебя все есть, а в домишке – что?

– Я же вам говорила, не могу жить с мымрой по имени Екатерина Петровна под одной крышей – задыхаюсь.

– Ты к этому домику давно интерес имеешь... не напортачь чего, – пропуская мимо ушей мои слова, сказал Юрий Семенович.

Я изобразила наивность.

– О чем это вы?

– Предупреждаю. Это все твои пожитки?

Юрий Семенович ткнул пальцем в мою сумку, рядом, привалившись к стене, разместился еще и пакет.

– Ага, – кивнула я.

– Негусто.

– Так ведь на зарплату горничной не разживешься, – удрученно пожала я плечами.

– Я помогу.

Так мы и прошествовали до моего нового места жительства – Юрий Семенович впереди с моими сумками, а я сзади, с плескающимися эмоциями и бурлящими мыслями.

Сейчас я там все обустрою, а вечером начну поиски.

– А как в домике со светом? – спросила я.

– Свечка, – коротко ответил Юрий Семенович.

Негусто.

– И что, сделать ничего нельзя?

– Можно, только Виктор Иванович сказал, что ты там будешь всего два дня, так зачем что-то делать...

– Вот еще, я туда переезжаю надолго... навсегда! Это моя принципиальная позиция, так своему Виктору Ивановичу и скажите!

– Разбирайся с ним сама, делать тебе нечего, – проворчал Юрий Семенович и открыл дверь охотничьего домика.

Я зашла. Вдруг все здесь мне показалось до боли родным, до боли моим. Не знаю, как это объяснить, но теперь на то, что меня окружало, я смотрела совсем другими глазами, и бриллианты тут были ни при чем.

– Я здесь сделаю все так красиво, – вдохновенно прошептала я.

– Это невозможно, рухлядь, она и есть рухлядь, – сказал Юрий Семенович, ставя сумки на пол.

Я посмотрела на него – худой и высокий, в сумрачной комнате он казался человеком из другой галактики, пришельцем.

– Здесь будет красиво, – повторила настойчиво и улыбнулась.

Юрий Семенович развернулся и направился к выходу.

– Завтра проведу тебе свет... лампочку какую-нибудь... вот ведь шальная на мою голову, – пробубнил он.

– Спасибо.

Правда, я уже не была уверена, что хочу в своем домике иметь этот кусок цивилизации, но при поисках свет, конечно, вещь немаловажная.

Я провела рукой по пыльному столику и радостно вздохнула. Прекрасно. Просто прекрасно! Уборки прилично, но это даже хорошо, может, вот так, случайно, я и наткнусь на то, что ищу?

Я засучила рукава. Смотрите – я спешу трудиться! Мне это нравится!

Уже через час можно было без опаски дотрагиваться до чего угодно – пыль и грязь погибли смертью храбрых в неравном бою с влажной тряпкой.

Через полтора часа кровать, которую я выбрала, была уютна и притягательна. Чистое белье и тоненький бежевый плед, который я стащила из своей комнаты, сделали свое дело. Сюда бы еще какую-нибудь Альжбеткину плюшевую игрушку, но боюсь, этого я не переживу. Свежие цветы на так называемой кухоньке и выстиранные, мокрые шторки на окнах... немного рваные шторки – красота!

Через два часа... через два часа раздался стук в дверь, и я была вынуждена отвлечься от приятных хлопот на гостя.

– Я за тобой, – торжественно произнес Максим, оглядывая обстановку, – очень у тебя мило.

Он улыбнулся, я бы сказала, насмешливо улыбнулся. Ну и пусть. Плевать.

– А мы что, куда-то идем? – спросила я, вертя в руках сломанный стул и размышляя, не то его выкинуть, не то починить.

Максим все еще насмешливо улыбался. Я мысленно отметила, что ему необыкновенно идет зеленый свитер с высоким горлом и легкая небритость.

– Присаживайтесь, – сказала я и поставила перед Максимом стул. Он не рискнул.

– Идем. Я отпросил тебя у Виктора, и сейчас мы направимся в сторону реки.

– Зачем? – поинтересовалась я, наивно хлопая ресницами (надо было себя настроить на путешествие в сторону причудливого Осикова и моей несравненной маман).

– Я же говорил, что собираюсь познакомиться с твоими друзьями, да и с другими обитателями туристического лагеря.

Максим подошел к окну и скептически оглядел мои рваные и мокрые шторки.

– Ну, так идите сами, а у меня дел полно.

Может, мне сейчас повезет, и он отстанет от меня? Хотя нет, ясно же, что не отстанет.

– Собирайся, – сказал Максим и вышел на улицу.

Такой молодец, просто настоящий мужчина – сказал, как отрезал. Наглый. Ладно, зачем я на него злюсь, это его работа. Помогу, уж так и быть, все же он приятный, обаятельный, интересный, умный... и дружит с моим Воронцовым.

– А вы, Максим Сергеевич, женаты? – пропела моя мама, наливая гостю чай.

– Нет, не женат, я уже спрашивала, – болтая ногой, ответила я.

– Жаль, что у нас ничего не украли, – обнажая плечо, практически простонала Альжбетка, мне даже показалось, что от нее пошел пар.