– Моя комната в пансионе не настолько велика, чтобы потерять в ней коробку, Филипп, и я отлично помню, куда положила её накануне вечером. Её взял кто-то из труппы, других объяснений случившемуся нет. Понимаю, что тебе тяжело принять эту мысль, но…

Филипп, поморщившись, перебил её:

– Что ты собираешься с этим делать, Олив?

– Рассказать всё полиции. Ты же понимаешь, что мы не имеем права поступить по-другому.

– Семнадцатого премьера новой пьесы.

– Погибла женщина, Филипп.

– Для многих артистов из труппы эта пьеса – единственный шанс пробиться на большую сцену.

– Один из них отнял чужую жизнь, Филипп.

– Почему ты так уверена, что убил кто-то из труппы? Здесь, в театре, каждый день бывает столько людей, что я и по именам-то не всех знаю.

– Потому что превратить капитанский мостик в смертельную ловушку мог кто угодно, а вот выкрасть коробку только тот, кто живёт в пансионе, и для кого её содержимое представляет опасность.

– Когда ты собираешься в полицию? – Филипп опустился на кушетку рядом с сестрой, и теперь, когда свет падал ему на лицо, а не светил из-за спины, Оливия ещё больше ужаснулась его внешнему виду.

– Сегодня же, после репетиции с Бродягой.

– Вечером твой первый выход на сцену. Ты уверена, что идти в полицию именно сегодня это хорошая идея?

– Заодно отвлекусь, – Оливия пожала плечами, чувствуя, как при одной мысли о вечере по спине пробегает холодок. Она встала и, глядя на брата сверху вниз, с осторожностью спросила: – Ты ведь понимаешь, Филипп, что о нашем с тобой разговоре никто пока не должен знать? Вообще никто. Говоря «никто», я имею в виду мисс Прайс. Все актрисы – сплетницы, и если ты скажешь ей хоть полслова, то уже через час весь театр будет гудеть, как улей с растревоженными пчёлами.

Она приготовилась к бурным возражениям, но их, к её удивлению, не последовало.

– О, на этот счёт можешь не беспокоиться! В конце концов, не только у Имоджен могут быть тайны, – Филипп весь как-то сжался, и на лице его появилось выражение, как в детстве, когда он часами строил пирамиду из игральных карт и она рушилась от малейшего дуновения сквозняка, или его за шалости отправляли в детскую, лишив десерта – напускная мальчишеская бравада, под которой скрывались жестокая обида и разочарование. – К тому же между нами всё кончено.

Глава девятая, в которой сержант Гатри получает выволочку от инспектора Тревишема, а Оливия перевоплощается в ассистентку иллюзиониста Зельду и на собственном примере постигает, как нелёгок труд артиста

Сынишке сержанта полиции Гатри сравнялось всего двенадцать дней от роду, а его отец чуть было не лишился своей должности и весьма приличного жалованья. Случись такое, ему пришлось бы несладко. Сержант избегал объясняться с миссис Гатри и по гораздо менее значительным поводам, а уж такой случай, как потеря супругом работы, и вовсе превратила бы её в фурию.

Каким-то шестым чувством Гатри заподозрил неладное сразу же, как только в приёмную детективного отдела камберуэллского дивизиона вошла молодая леди в мягком берете, по уши закутанная в пушистый серый шарф. Она без всякой робости приблизилась к стойке дежурного и принялась что-то ему втолковывать, одновременно снимая перчатки и расстёгивая пальто, словно пришла надолго и уходить в ближайшее время не собиралась.

Дежурный, выслушав молодую леди, указал ей на сержанта Гатри, и тому по непонятной причине вдруг захотелось исчезнуть. Но было уже поздно.

– Добрый день, сержант, – она обворожительно улыбнулась ему, но сердце Гатри от этого не растаяло, слишком уж деловитый у неё был взгляд. К тому же он уже наблюдал такое и не раз – миссис Гатри в своём арсенале имела дюжину убийственно обаятельных улыбок, за которыми скрывались стрелы сарказма и рапиры иронии. – Могу я видеть, – она взглянула на записку, которую держала в руке, – инспектора Тревишема? Мне сказали, что именно он занимался делом о несчастном случае в мюзик-холле на Гроув-Лейн. Вы, наверное, помните? Одна из актрис упала с декораций и скончалась от полученных травм.

Сержант Гатри припоминал тот случай крайне смутно, хотя именно его тогда и направили для выяснения всех обстоятельств. Дело в том, что за день до того, как несчастную Люсиль Бирнбаум обнаружили на сцене мюзик-холла бездыханной, миссис Гатри подарила супругу чудесного крикливого мальчишку весом в девять фунтов и три унции, и сержант, для которого это событие стало долгожданной радостью, возликовал. Ликовал он не один, а с верными друзьями, а также тестем, братьями и шурином. В такой душевной компании ликование быстро перешло с отметки «исступлённая эйфория» к отметке «триумф бытия», и на следующий день от сержанта Гатри потребовались неимоверные усилия для того, чтобы прямо держаться на ногах и успешно преодолевать такие досадные препятствия, как ступеньки и дверные проёмы.

– Да, да, припоминаю, мисс, – кивнул сержант, мысленно содрогаясь от воспоминаний.

– Так вот, я бы хотела переговорить с инспектором Тревишемом об этом деле. Появились некие новые обстоятельства… – и молодая леди таинственно повела глазами. – В общем, у меня есть для него ценная информация.

– Боюсь, это невозможно, мисс, – сержант Гатри, повинуясь интуиции, во что бы то ни стало решил отвадить эту леди, отличавшуюся нехорошей, прямо-таки пугающей деловитостью. – Инспектор в отъезде. Преследует чрезвычайно опасного вооружённого преступника. Целую банду преступников. И вернётся ещё очень-очень нескоро. Может статься, что он и не появится сегодня в отделении. Может, ему даже придётся сидеть в засаде, – задумчиво предположил он и улыбнулся, довольный собой. – Но вы можете передать всю информацию мне, а уж я доведу её до сведения инспектора. Можете быть спокойны, мисс.

Молодая леди быстро взглянула на него, и взгляд её сержанту не понравился.

– Вот как? – осведомилась она и вздохнула. – Ну, что ж, я всё-таки рискну его подождать. Вдруг банда преступников сделает перерыв на ланч, и инспектор решит заскочить в участок на минуточку?

С этими словами она направилась к казённой скамье, выкрашенной в унылый цвет пережжённой карамели, и обстоятельно там устроилась: сняла пальто, свернула его и подложила под спину, вынула из холщовой сумки пакетик сахарных бомбочек и книгу в мягкой обложке, раскрыла её и погрузилась в чтение.

Сержанту Гатри не оставалось ничего иного, как вернуться за стеклянную перегородку и продолжить приводить в порядок картотеку. Со своего места он мог наблюдать за настырной леди, и то, что он видел, ему категорически не нравилось. Время перевалило за полдень, но она по-прежнему не выказывала никаких признаков нетерпения – спокойно, положив ногу на ногу,