Результаты экспертизы виллы Бюгдей готовы. Аксель Тране действительно жил здесь. И долго. Его следы нашли повсюду. ДНК, отпечатки пальцев и одежда. Остатки щетины и волос в сливе. Но кроме этого, они нашли еще и отпечатки другого человека. Вряд ли их можно будет идентифицировать. Нечеткие, от довольно небольших пальцев. Женщины или ребенка.

Была одна женщина, с которой они не поговорили. Свадебный фотограф Агнес Усе. Согласно реестру населения, в этой стране есть только одна Агнес Усе. Сорок семь лет, врач в раковом отделении больницы Уллевол. Живет на Урмея, недалеко от центра. Не она ли угостила Акселя Тране инсулином? Не она ли отравила его? Фредрик подумал об иве в саду на Бюгдей. «Агнес + Аксель».

Мокрые следы в коридоре говорили о том, что не у него одного бессонница. Фредрик остановился у входа в опенспейс. Ну конечно. Одета в белый свитер с высоким горлом. Черные волосы собраны в растрепанный низкий узел, и туда-сюда водит пальцем по темной брови. Кафа сидела, склонившись над столом, и, сощурившись, смотрела на монитор. Фредрик сразу догадался, что она собиралась идти в спортзал, так как увидел полоски на ее тренировочных штанах и кроссовки кислотно-яркого цвета под столом.

Вместо того, чтобы подойти к Кафе, он поспешил к кофемашине в коридоре и вернулся с двумя чашками.

– С понедельником?

Она подняла глаза и еле заметно улыбнулась.

– Привет, Фредрик.

И до того, как он успел придвинуть стул к столу, она повернула к нему монитор.

– Узнаешь этого парня?

Фредрик наклонился ближе. От Кафы пахло сном.

– Твою мать.

– Вот-вот. Тересе Грефтинг послала мне этот файл вчера вечером. Они нашли его отпечатки в «БМВ».

У мужчины на снимке было удлиненное, угловатое лицо. Нездоровая кожа не выбрита, тупые глаза уставились пустым взглядом на тюремного фотографа. Длинные жидкие светлые волосы свисали с обеих сторон головы. Убийца с ледорубом. Вонючее чудовище, которое хотело убить его в квартире Леонида Гусева.

– Хорошо, – сказал Фредрик и уселся на стул.

Кафа была воодушевлена.

– Они все выходные работали над машиной. Тересе пишет, что похоже кто-то пытался протереть салон тряпкой, смоченной в спирту, но, видимо, зря старался. Эксперты нашли отпечатки двух человек. Микаэля Морениуса, он же владелец машины, и вот его, – сказала она, направив непокрашенный ноготь на экран. – Синдре Борх. В уличной среде известен как Каин.

– Уличная среда…

– Профессиональный преступник. Без определенного места жительства. Садился и выходил из различных учреждений до тех пор, пока не стал половозрелым.

Кафа не рискнула употребить другое определение.

– Синдре Борх вырос с матерью в Холменколленосене. Относительно благополучная дамочка, адвокат в фирме. Сейчас мертва. Десять-пятнадцать лет назад он был довольно известным рэкетиром. Осужден за разные насильственные преступления, наркотики и сутенерство.

– Это неудивительно.

– Я нашла протокол его старого допроса после изъятия амфетамина. Он тогда и сам был под хорошим приходом. Но в последние годы как будто бы успокоился.

Спиды, подумал Фредрик. Одно из худших существующих сегодня веществ. От него люди становятся психами, жестокими, непредсказуемыми, не едят и не пьют, а слезть со спидов – ад, если уже попался на крючок. Дилеры мешают эту наркоту с всевозможным дерьмом, от стирального порошка до картофельной муки, к тому же эта дрянь дешевая. Пятьсот крон налички, и скромного достатка потребитель может испытывать эти страдания с пятницы по понедельник.

– Мне не показалось, что он успокоился во время нашей последней с ним встречи.

– Да уж, – сказала Кафа. – Но в последние годы его арестовывали только один раз. За хранение темгезика.

Фредрик вопросительно пожал плечами.

– Такое же вещество, как субутекс, только помягче. Синтетический опиоид, используется, чтобы вывести наркоманов из героиновой зависимости. Болеутоляющее и успокаивающее. Те, кто употребляют темгезик как наркотик, обычно колются шприцем или толкут таблетки в порошок и нюхают.

Кафа сделала быстрый глоток кофе, половину процедив между зубов обратно в чашку, и перелистнула на следующую фотографию. На ней были цветы, которые они видели в окно машины, несколько шоколадных сердечек в красной оловянной фольге и маленькая открытка, какие обычно дают бесплатно в цветочных магазинах. «Моей самой любимой Лин».

– Лин?

– Я как раз над этим работаю.

Она положила свою руку на руку Фредрика.

– Тебя ничего не поражает в этом?

Он откинулся на стул назад, но не отнял руки.

– Каин, – сказала она. – Если есть Каин, то должен быть и Авель?

Женщина, надвинув шапку низко на лоб, прятала нос и рот в толстый, обнимающий шею шарф. Снег лежал даже на Финнмаркгате, улице с оживленным движением, и ей пришлось наклониться вперед и, толкая детскую коляску, прокладывать себе тропу по пешеходной дороге, ведущей от парка к музею Мунка. Фредрик выключил подогрев сидений и нетерпеливо постучал пальцами по рулю. Дворники беспрестанно носились по лобовому стеклу.

– Ты права, – сказал он, не глядя на Кафу. – Каин и Авель. Их двое. Каин использовал ледоруб, чтобы убить Леонида Гусева, и тем же орудием убили Морениуса. Что закоренелый наркоман мог хотеть от таких людей? Агента разведки и русского невозвращенца? Каин разговаривал с кем-то по телефону перед тем, как собирался убить Юдит Йедде в подвале Морениуса. Есть кто-то, кто стоит за всем этим. Заказчик.

– Кстати, у него был рак, – сказала Кафа.

– У кого?

– У Гусева. Звонил патологоанатом Хайссман. У генерала было полно метастаз. Нелеченый рак. Ему недолго оставалось.

– Хм, – ответил Фредрик.

Около площади Александра Кьелланда он остановился у дома престарелых и инвалидов. Кафа попросила его заехать сюда.

– Спасибо, – сказала она и выскочила из машины.

Фредрик еще никогда не видел пакистанца в парике. Но когда Джавад Джавас нагнулся к посудомоечной машине, следователь понял, что иссиня-черная копна на темени никак не могла расти бок о бок с седыми волосинками на шее. От приложенного усилия Джавад издал стон, точно так же, как застонал Фредрик, когда положил свое полицейское удостоверение на барную стойку полторы минуты назад.

– Этот русский, – фыркнул Джавад и покачал головой. – С ним было так щертовски много проблем.

Фредрик был не совсем уверен, что Джавад Джавас пакистанец, хотя акцент явно указывал на это. Выглядел он скорее как североафриканец. Еда, которую подавали в этом окрашенном в темный цвет заведении со стенами, покрытыми войлоком ирландского зеленого цвета, была греческой.