Арина представляла, как представляла она и материальную ценность сорокадвухстрочной Библии. Одна лишь страница из нее на мировых аукционах стоила до ста тысяч долларов. Одна страница – подумать только!

– А если предположить, представить на секундочку, что из Германии в сорок пятом был вывезен еще один трофейный экземпляр? Только вообразите, Арина, неучтенная реликвия…

Арина представила, благо с воображением у нее все было в порядке. Библия Гутенберга, о существовании которой никому не известно, книга, ради обладания которой можно пойти на любое преступление.

– Но как? – Она посмотрела на Веру Федоровну. – Я имею в виду техническую сторону вопроса.

– Очень просто, дорогая моя. Допустим, третий экземпляр хранился не в Лейпциге, а, скажем, в Кельне. Допустим, он попал в руки человеку, не только знающему толк в особенных книгах, но и не имевшему сил расстаться с этим артефактом.

– То есть этот человек оставил книгу себе? – уточнила Арина, с упоением прислушиваясь к тому, как в душе рождается и набирает силу то, что принято называть вдохновением.

– Только теоретически. – Вера Федоровна качнула головой. – Мы ведь с вами играем в предположения.

– Ему, этому гипотетическому человеку, в руки попался полный экземпляр?

– Спрятать и провезти комплектную Библию было бы довольно затруднительно. Библия Гутенберга имеет весьма внушительные размеры. Но даже одного тома хватило бы, чтобы он почувствовал себя счастливым.

– А здесь? Что бы этот человек делал с такой книгой здесь?

– Не знаю. – Вера Федоровна пожала плечами. – Наверное, он бы любовался ею изредка, перелистывал страницы, чтобы впустить в себя это волшебное чувство сопричастности. Может, даже перечитывал. Он ведь должен быть очень образованным человеком, чтобы понять и по достоинству оценить то, что подарила ему судьба. Арина, ведь это вы писатель, вам и карты в руки! Этому, пока еще безликому, человеку вы можете придумать и личность, и внешность, и историю, в конце концов. Вы когда-нибудь бывали в Кельне? – спросила она вдруг, и взгляд ее затуманился воспоминаниями.

– Не доводилось.

– Красивый город, с богатым наследием. Я бы советовала вам обратить на него внимание, вдохнуть воздух его улиц, наполниться впечатлениями. Но, наверное, я слишком старомодна. Чтобы получить впечатления от города, нынче достаточно одного только Интернета, этих специальных программ…

– Иногда, чтобы наполниться впечатлениями, достаточно просто поговорить с интересным человеком. – Арина не льстила и не кривила душой, идея, предложенная Верой Федоровной, подходила ей во всех смыслах. У нее появился артефакт, осталось придумать историю!

С того памятного вечера Арина отложила работу над кандидатской и приступила к работе над своей первой книгой. Теперь, когда у нее появилась идея, это было легко. Упоительно легко! Вера Федоровна оказалась незаменимым консультантом в вопросах, касавшихся прошлого. Можно сказать, они сочиняли историю вместе. И если историк был целиком и полностью детищем Арины, то призрак из далекого прошлого, попавшего на фронт скромного музейного работника, рисовала Вера Федоровна. Рисовала так ярко, с таким вниманием к деталям, что Арине иногда казалось, что она не придумывает, а вспоминает. И этот второй герой, по сути своей вор, прикарманивший народное добро, артефакт невероятной ценности, получался совсем не отрицательным персонажем – сложным, многогранным, но никак не отрицательным. Он жил своей собственной нелегкой жизнью и Арине совсем не подчинялся. Однажды она рассказала о своих переживаниях Вере Федоровне. К тому времени их посиделки перекочевали из гулких библиотечных стен на кухню Веры Федоровны, в которой Арина стала частой гостьей, практически своей.

– Вас удивляет, что герой получается таким… неоднозначным, дорогая моя? – Вера Федоровна, даже в домашней обстановке безупречная и элегантная, как английская королева, разливала свежезаваренный чай по чашкам из тончайшего фарфора. В ее двухкомнатной квартире, расположенной на первом этаже тихого сталинского дома, было много красивых и явно старинных вещей. Откуда они, Арина не знала, а спросить не решалась. О своих близких Вера Федоровна не распространялась, не без иронии называла себя то старой девой, то вековухой, а если кого и вспоминала, то лишь единственного племянника. По скупым, невзначай оброненным фразам Арина понимала, что племянник – человек самостоятельный, обеспеченный, в жизни тетушки особого участия не принимающий. Вера Федоровна жила скромно, если не сказать бедно. Да и можно ли иначе на зарплату библиотекаря! Наверняка кое-что из тех старинных вещей, что ее окружали, можно было продать, выручив неплохие деньги, но для Веры Федоровны одна только мысль об этом казалась кощунственной.

– Да, неоднозначный – это очень правильное определение. – Арина придвинула к себе чашку с чаем. – Он ведь, по сути, совершил преступление, утаил от государства такую ценную вещь, а мне его жалко.

– Ценную вещь, – повторила Вера Федоровна, помешивая чай серебряной ложечкой. – А здесь ведь вопрос как раз в ценности. Этот человек, Ариночка, видел в книге объект не материального, а духовного поклонения. Понимаете, есть такие вещи, расстаться с которыми просто нет сил. Это своего рода одержимость.

– Он одержимый? – Арина не могла поверить, что вещь, пусть даже и книга, может заставить человека потерять себя. Ей был бы понятен корыстный мотив, когда обладатель артефакта теряет голову из-за его материальной ценности, но артефакт духовный… Или одержимость – это вовсе не духовный аспект?

Она так и сказала Вере Федоровне, поведала о своих сомнениях за чашкой чаю.

– Значит, вы не можете в это поверить? – спросила женщина очень серьезно. – В то, что культурный, тонкий, одаренный человек может стать одержимым из-за какой-то вещи?

– Я просто не могу представить себе такую вещь. Что, к примеру, помешало ему отдать Библию в какой-нибудь музей, а потом приходить по выходным и любоваться?

– А вы видели хоть одну из двух вывезенных из Лейпцига Библий? Вы имели возможность просто взглянуть на них, не говоря уже о любовании? – усмехнулась Вера Федоровна, и улыбка ее получилась горькой. – Молчите? То-то и оно!

– Считаете, он должен думать вот так же? Это правдоподобно, Вера Федоровна?

– Я не считаю, я точно знаю, что он думал. – В этой фразе, сказанной почти шепотом, было что-то настолько необычное, что Арина перестала дышать.

– Он думал? Наш герой?..

– Мой отец… – В повисшей тишине, казалось, было слышно, как кружатся чаинки в чашке Арины.

Образ, такой яркий, такой правдоподобный, драматизмом и харизмой грозящий заткнуть за пояс самого главного героя, грешник и мученик в одном флаконе, не собирательный! Выходит, у него был реальный прототип?! Это ли не завязка для еще одного детективного сюжета?

– Ваш отец?.. – тихо проговорила девушка.

– Да, он воевал. Прошел все войну.

– А Библия?..