Глава 17

Катарсис для народной души

Парсаний подошел ближе, все также весело ухмыляясь и сказал:

— После трапезы начинается самое интересное, доминус.

Я удивленно смотрел на него. Жрецы между тем, быстро подвесив коз и козлов на стены пещеры, начали сдирать с них шкуры. Им помогали сноровистые рабы, которые, кстати, разбирались в этом деле гораздо лучше хозяев. Сами жрецы в масках и с венками цветов на голове путались у рабов под ногами.

— А чего так? — спросил я. — Трапеза начинается, уже скоро вечер. Все уже закончилось. Или еще что-то задумано?

— Сейчас увидишь, доминус, — ответил Парсаний, лукаво улыбаясь. — Придется тебе немного пробежаться до города.

— О, нет, только не это, — простонал я, вспомнив, что вчера едва не задохнулся, пока забрался на четвертый этаж.

— Такова традиция, доминус, — неумолимо ответил слуга. — Но зато там будет интересно. Тебе наверняка понравится.

— В случае чего, ты побежишь вместо меня, — сказал я. — А что там может быть интересного?

Слуга хотел объяснить мне, но тут ко мне подбежали жрецы и подвели к ближе ко входу в пещеру, оттеснив Парсания назад. Люди вокруг пещеры кричали:

— Во славу Фавна! Во славу Луперка! Во славу Юноны!

Земля вокруг пещеры была измазана кровью жертвенных животных. Вокруг алтаря валялись головы коз и отрубленные копыта. Я шел, стараясь не испачкаться, но очень быстро мои ноги покрылись слоем кровавой грязи.

Около пещеры жрецы резали шкуры коз на длинные полосы и окунали их в чан, стоящий рядом с алтарем и наполненный кровью.

— Возьми фебрию, правитель, — сказал жрец с маской на лице, тот самый, что касался меня клинком. Он протянул мне такую полосу, настолько длинную, что ее конец волочился по земле и обильно капала кровь. — Бей от души, пусть Луперк дарует плодородие через твои руки. Пусть наша страна станет богатой и могучей, какой была когда-то.

Я принял полоску шкуры и держал ее, не зная, что делать дальше. Толпа вокруг кричала:

— Бей, во славу Луперка! Подари процветание и богатый урожай, император!

А кого бить? Других жрецов, что ли? Но тут я увидел, что им тоже вручают такие же полоски шкур, вымоченные в крови и называя фебриями.

— А шкура? — закричал кто-то в толпе, кажется, это был Мунд. — Где шкура для луперци?

Жрецы будто бы спохватились и сразу двое потащили ко мне свежесодранную шкуру козла, покрытую грязной черной шерстью снаружи и белесую внутри, да еще и в кровавых потеках. Даже не спрашивая моего согласия, они тут же обернули ее вокруг моих бедер и туго завязали спереди, перетянув остатки шерсти от козлиных копыт.

Я почувствовал, как липкая окровавленная шкура, все еще теплая изнутри, мгновенно пристала к моей коже, касаясь и члена, и ягодиц. Что за дикий обычай! Надеюсь, мне не напялят еще и голову козла на макушку? Уж на это я ни за что не соглашусь, избавьте меня от этого.

— Ну, а теперь беги, луперци! — сказал один из жрецов. — Ударь как можно больше народу.

Я все еще смотрел в его веселые глаза, когда другие юноши, на которых тоже надели козьи шкуры, размахивая фебриями, разом сорвались с места и побежали к толпе. Народ хохотал и веселился, крича: «Луперци, иди ко мне!».

Из толпы выбежали сразу несколько обнаженных девушек и женщин и подставили им спины и задницы, а парни в козьих шкурах принялись бить их полосками. На голых телах девушек остались красные отпечатки.

Я подумал, что это невозможно. Как так, разве получится нанести такую рану обычной полоской шкуры, а потом вспомнил, что фебрии окунали в чан с кровью. Каждую побитую девушку и женщину парни жадно целовали, хватая их за груди и задницу, а те нисколько не протестовали, напротив, жадно отвечали и сами обхватывали парней за спину и плечи, притягивая к себе.

Казалось, сейчас начнется оргия на глазах всего народа, но парни не останавливались надолго.

— Вокруг холма, вокруг Палеса! — жадно ревела толпа и парни побежали дальше, продолжая стегать встречных женщин и девушек кусками кожи.

— Ты чего стоишь, император? — удивленно спросил жрец, тот самый, что послал надеть на меня козлиную шкуру. — Иди, осчастливь народ своей фебрией.

Ну что же, обычай мне начал нравится, особенно в той части, где можно целовать всех встречных лиц противоположного пола. Решив поразвлечься от души, я тоже закричал:

— Во славу Луперка! — и побежал вперед.

Толпа радостно взревела и подалась мне навстречу.

— Слава Фавну, слава Юноне, слава императору! — кричали они и среди скопления людей я видел и своих телохранителей, тоже скинувших доспехи и яростно кричащих слова во славу богов. И это при том, что по всей стране уже официально было принято христианство!

Впрочем, сейчас было не до тонкостей религии. Я поддался особому настроению народа, жаждущего зрелищ и исступленно старающегося сбросить груз забот, находясь в этой потерявшей разум толпе.

Из скопища ко мне выбежали сразу пять девушек и женщин, полностью обнаженных. Я ударил самую ближнюю, высокую и худую, с маленькими упругими сисечками и упругой попкой. Фебрия как раз попала по ягодицам и на них остались красные грязные полосы.

— Ай! — вскрикнула девушка и я замахнулся снова, но вместо высокой выбежала другая женщина, тоже молодая, среднего роста, белокожая, с огромными грудями, трясущимися при беге, пышной задницей, но при этом с довольно тонкой талией.

Фигурой женщина напоминала древнегреческих богинь с картин, виденных мною в двадцать первом веке. При виде ее роскошной фигуры у меня нестерпимо заныло в паху, да и лицо у нее было привлекательное: огромные зеленые глаза под длинными ресницами, чувственные пухлые губы и крошечный носик. Моя фебрия попала ей по спине, затем по выпуклым ягодицам.

Сбоку уже подбежали еще женщины, но я схватил вторую за руку, притянул к себе и поцеловал. Она ответила, да так жадно, что прокусила мою губу. Я схватил ее за ягодицы и за грудь и чуть было не повалил на землю.

— Эй, луперци-император, не отвлекайся! — закричали другие девушки, и потянули меня за руки. — Остальные тоже ждут твоего удара!

Я с сожалением оторвался от женщины и посмотрел, как она с улыбкой смотрит на меня. Затем обернулся, закричал:

— Пусть Луперк дарует вам плодородие и изобилие! — и потянулся хлестать их полоской шкуры.

Девушки хохотали и подставляли мне спины. Ударив всех, я поцеловал каждую, причем одну, стройную и с большими грудями, спелыми, как груши, в суматохе даже случайно схватил между ног, чему она нисколько не смутилась. Кажется, даже если я завалил бы сейчас