Марикка и Родерика. Не знаю, насколько преступными были его намерения, но он пробирался тихонечко, так, что его никто не заметил, а потом вдруг бросился быстро с воплем ярости. В руке его я запоздало заметил небольшой нож.

Мои охранники в это время занимались другими чересчур ретивыми приверженцами и за ним никто не следил. Я уже тоже понял, что не успею уклониться и скоро останусь на дороге с острым клинком в боку, но в самый последний миг вперед рванулся Критон и толкнул нападающего в спину. Тот не удержал равновесие и повалился вперед, прямо на Родерика, ударив ножом в его гигантскую широкую кольчугу.

Раздался звон. Нападающий быстро выпрямился и хотел продолжить бросок ко мне, но мой охранник, мгновенно отреагировав, уже развернулся и одним ударом рукояти меча по голове окончательно повалил моего фаната на землю.

Людей было так много и все так быстро шли, что у нас уже не осталось времени, чтобы поднять нападавшего и допросить. Он быстро скрылся под ногами толпы, идущей вслед за нами. Ну и ладно, не очень-то хочется страдать. Я склонен был подозревать, что это не какой-то намеренный убийца, вроде Критона, а просто сумасшедший, которому жаркое солнце растопило голову и он просто спонтанно напал на меня.

Кстати, о Критоне.

— Эй, развяжите его! — крикнул я, стараясь перекрыть голосом гомон и шум толпы и указывая на нашего пленника. — Пусть идет с нами.

Затем я посмотрел на бывшего убийцу и кивнул ему:

— Надеюсь, ты больше не будешь шалить.

Критон покачал головой, устало растирая опухшие запястья.

— Нет, мой господин. Я очень благодарен тебе, за то, что ты сохранил мне жизнь.

— Когда убежишь? — спросил я, продолжая идти в толпе и глядя на него.

Горе-киллер продолжал качать головой, кожа которой была вся обезображена ссадинами и синяками.

— Зачем мне это теперь, мой господин? Позволь остаться рядом со мной. Если я уйду, Друз Фальк убьет меня. А под твоим могучим крылом я надежнее укроюсь от его гнева.

Я кивнул и окликнув Мунда, дал ему кое-какие поручения. Затем я спросил у него:

— Почему все идут за город? Что там будет?

Заместитель командира отряда удивленно глянул на меня. Затем вспомнил, видимо, что я чуток подзабыл обо всем в результате нападения варваров и проворчал:

— Потому что людям надо нажраться вина и потрахаться всласть, прикрываясь именем богов. Хотя это тот еще бог, тоже сладострастный козлина и пьяница.

— Ты имеешь ввиду Пана? — спросил я, кое-что припоминая из античной истории. — Который с козлиными ногами?

— Пан — это у греков, император, — сказал Мунд. — Ты что же, господин помнишь греческое, а римское — нет? У римлян он назывался Фавн, что впрочем, один хрен то же самое. А еще его зовут Луперк и он покровительствует плодородию, стадам и деторождению. Поэтому, еще с давних времен, в его честь проводятся праздник.

— Верно, а еще говорят, что давным-давно в Риме был мор и большие болезни среди младенцев, — добавил Парсаний с другой стороны от меня. — Тогда оракул возвестил, что это гневается бог плодородия Луперк, которому не приносят жертвы и срочно надо провести обряд телесного наказания женщин. Их выпороли жертвенной кожей козла, принесенного на алтарь Фавна. Рождаемость повысилась, мор сразу прошел и с тех пор праздник проводят каждый год.

Ага, я кажется понял, откуда берет корни праздник святого Валентина, отмечаемый каждый год 14 февраля. Вот куда уходят его истоки, оказывается.

— Это понятно, а зачем идти за город? — продолжал кричать я. — Неужели нельзя провести церемонию в городе?

Мы уже совсем приблизились к воротам и места стало совсем мало. Марикк и Родерик чуть не сдавили меня своими доспехами. Толпа подняла тучу пыли и меня зачесались глаза. Мунд пропал где-то позади, а рядом оказался только Парсаний.

— Традиция такая, доминус! — прокричал Парсаний в ответ. — Луперк — бог полей и гор, в городе ему не привольно. В Риме его храм находится на Палатинском холме, а в Равенне — на Палесовом. Поэтому все идут за стену. Луперкалии проводятся там. Вечером все возвращаются обратно в город и устраивают празднества.

Ага, вот теперь понятно. А то все вышли и направились куда-то, даже толком не объяснив, куда идут.

Тем временем толпа, в центре которой я находился, подошла к воротам и начала плавно вытекать из Равенны. Люди кричали различного рода возгласы, в том числе и непристойные, типа: «Во имя Юноны, богини плодородия!», «Побольше урожая для наших полей!», «Счастье и веселье! Радуйся, Фавн!» и даже «Луперк, дай силу моему члену!».

Когда мы вышли из города, сразу стало привольно. Толпа разошлась по окрестностям, заполнив дороги и каменистые поля вокруг Равенны. Тем не менее, все продолжали двигаться на запад, где вдалеке возвышались холмы.

Теперь можно было не тесниться, но мои люди все равно шли вокруг меня. Сзади тащились разбойники с сундучком, неся его на носилках и прикрыв старой тканью, чтобы не привлекала слишком много внимания. Внутри сундучка изредка позвякивали золотые монеты. Ключ от сундучка находился у меня на шее.

Мы шли вместе с огромными толпами народа по дороге. По моим подсчетам, здесь было около десяти тысяч человек. Оглянувшись, я увидел, что из города через ворота выходили все новые и новые массы людей.

А ведь, наверное, горожане, что живут ближе к южным воротам, Ауриевым, тоже выходили оттуда огромными толпами и направлялись сюда. Я догадался об этом, когда посмотрел на юг и увидел, что там окрестности города вплоть до горизонта, вдоль стены, тоже заполнены идущими людьми.

Впрочем, не все из паломников торопились. Некоторые расположились на поле, среди склонившихся от холода трав и кустов, постелили меховые покрывала и шкуры и сидели целыми компаниями, распивая вина, смеясь, веселясь и напевая песни. Девушки раскраснелись и постоянно смеялись, глядя на собеседников. Люди проходили мимо них и некоторые легонько ударяли девушек обрезками кожи.

— Эй, пойдем, я наполню тебя плодородием, — говорили прохожие девушкам.

Другие спрашивали у них, закинули ли они свои имена в большую урну. Девушки смеялись и отвечали, что у них уже есть любимые на будущий год.

— Чего это они, о каких урнах идет речь? — спросил я у Парсания.

— По традиции накануне праздника девушки, написав свое имя на куске пергамента, бросают его в большую урну. Затем тот, кто вытащит это имя, становится ее возлюбленным на весь целый год. Они должны провести этот праздничный день вместе, танцуя и веселясь. Иногда такие пары перетекали в брачный союз.

Мы продолжали идти вместе с толпой и