Чем больше Рассарх узнавал неали Омон, тем больше понимал, что совершенно ее не знает. Это не просто девушка-загадка. Это целая вселенская тайна!

И она явно терпеть его не может, иначе бы так не изгалялась, его оскорбляя. А он еще чувством вины надумал мучиться. За то, что решил совратить невинную девушку.

Но теперь Мари не казалась ему такой уж невинной. Да и беззащитной она не была. Такой только протяни руку — откусит по локоть. А значит, нечего себя ругать. В конце концов, он король и всегда получал желаемое.

И этот раз не станет исключением. Он желает помощницу — он ее получит. После чего отправит за рыбака замуж. Утолит страсть, одержит победу и сразу о ней забудет.

Такая язва не стоила того, чтобы о ней вспоминали.

Яна Громова

Как это ни удивительно, но Белонезсская не стала меня отчитывать. Только поздно ночью, когда помощницам было велено отправляться на заслуженный отдых, остановила и, хмурясь, негромко произнесла:

— Не знаю, Мари, почему он тебя опекает, но такое поведение в стенах королевского дворца недопустимо!

«Все дело в магии. А может, в кобелистости вашего монарха», — едва не ляпнула я. К счастью, вовремя прикусила язык и, заверив ее светлость, что отныне с моей стороны не будет никакой самодеятельности, потупилась и присела в реверансе.

Что-то я слишком быстро вжилась в роль служанки. Аж страшно стало.

Вспомнив о Розе, поинтересовалась:

— Что будет с неали Герен?

— Ей дали настойку, нейтрализующую магию, и лекарство от простуды. Завтра будет как новенькая. И ты тоже, Мари, иди отдыхай. Набирайся сил. Хотя подожди… — Лайра сощурилась, пристально глядя на меня. — Где твой чепец?

«У короля». — Этот ответ тоже можно было отнести к разряду опрометчивых и нежелательных, но изворачиваться я уже была не в состоянии.

Поэтому просто сказала:

— Не знаю. Наверное, где-то потеряла. Можете вычесть из моего жалованья.

Герцогиня нахмурилась, но развивать тему чепца не стала, отпустила меня небрежным движением руки, и я, больше не мешкая, поспешила к себе. Пока шла, пару раз звала Марэю, правда, без особого энтузиазма: глаза слипались, и единственное, о чем я сейчас была в состоянии думать, — это о подушке. Такой мягкой, такой любимой, самой желанной и долгожданной.

Увлекшись признаниями в любви к чехлу, набитому пухом, я не заметила, как оказалась в своей спальне. Северина уже спала, отвернувшись к стене. Быстро раздевшись, я последовала ее примеру: рухнула на кровать, опустив этап умывания, и закрыла глаза, надеясь проспать до самого утра.

Не тут-то было. Я снова проснулась посреди ночи, разбуженная… Так и не поняла, что именно меня разбудило. Еще больше недоумения вызвало то, как я ретиво вскочила с кровати и принялась одеваться.

— Ну, Сельвея, если это опять ты меня призываешь, клянусь, я тебя в песке утоплю!

В воде-то она тонуть не станет.

Оглянувшись на сладко посапывающую Северину, в который раз ей позавидовала и дернула по темному коридору. Двигалась почти на ощупь, смутно понимая, куда ведут меня ноги-предатели. К морю? Но желания нырнуть в первый попавшийся фонтан не возникало. И тем не менее я не могла остановиться. Шла, почти бежала, торопясь вырваться из дворца.

К счастью, в стенах Анделиора мне никто не повстречался, а окунувшись в прохладу звездной ночи, я, вместо того чтобы помчаться к воротам, почему-то понеслась в парк.

Сельвея решила изменить место встречи? А может, меня зовет Марэя? Хотя что ей стоило явиться в спальню? А вдруг… По телу пробежала дрожь волнения. Вдруг она нашла Сердце океана и теперь призывает меня к тайнику?

Конечно, сомнительно, что его величество зарыл перстень под розовым кустом, но чем черт не шутит?

Где-то вдалеке слышалось журчание фонтана, вспархивали потревоженные ночные птицы, шумела листва в кронах деревьев. Кружево зелени, раскинувшееся высоко в небе, приглушало мерцание луны, скрывало звезды. Но в них и не было нужды. Я шла на свет, пробивавшийся сквозь листву, чувствуя себя глупым, безвольным мотыльком, летящим на огонь.

Отблески света, мелькавшие среди деревьев, манили, интриговали. Да даже если бы это было не так, повернуть обратно все равно бы не смогла. Неведомая сила тянула меня вглубь королевского парка, заставляя нестись мимо беседок и фонтанов, мимо скамеек и статуй из светлого мрамора. Вперед, вперед, навстречу золотым огням.

Свернув на узкую, вихлявшую меж деревьев тропку, я прошла еще несколько метров, нырнула под увитую цветами арку и замерла, не веря своим глазам.

Повсюду, куда ни глянь, горели свечи (кто-то явно вознамерился спалить к крякам собачьим королевский парк): в беседке, среди цветов и даже… в воздухе. Они плавно кружили над белесым куполом, как будто танцуя, освещая накрытый на две персоны стол и Раса, прислонившегося к деревянной колонне.

— Доброй ночи, Мари. Проходи. — Он сбежал по ступеням, что вели в беседку, протянул мне руку.

— Что все это значит? — Я не спешила принимать приглашение. Не спешила растекаться воском, которого уже почти касалось пламя — пальцы солдата. — Вообще-то я спала.

— Спать на голодный желудок вредно. — Рас все-таки взял меня за руку, мягко потянул на себя. — Мне сказали, что ты сегодня почти ничего не ела, и я решил исправить это упущение.

Сегодня на нем не было униформы: лишь темные брюки, заправленные в ботфорты, и тонкая рубашка с небрежно расстегнутыми верхними пуговицами.

Хотя какое там небрежно — провокационно.

Еще один Казанова. Неужели и на него античары не подействовали?

— Кто тебе сказал, что я ничего не ела?

— Разве это имеет значение? — Солдат улыбнулся, тоже провокационно. — Главное, ты здесь, и сейчас я буду тебя кормить.

— А как тебе такое развитие событий: сейчас я развернусь и уйду, а ты, так уж и быть, пока буду уходить, можешь любоваться моей филейной частью.

— Да там особо и нечем любоваться, проверял ведь уже, — совсем разочаровал меня брюнет. — А если не будешь нормально есть, то и вовсе ничего не останется. Растаешь.

Смотрите, как забеспокоился о моем заде.

— Нечем, значит, любоваться? — Я недобро сощурилась, гадая, что бы такое выдать остро-язвительное. Но мозг, в отличие от тела, все еще дрых и просыпаться в ближайшее время явно был не намерен.

Чего не могу сказать о своем обонянии. До меня стали долетать запахи, витавшие над столом. Умопомрачительные такие, волеистребительные и стойкостьуничтожительные.

— Ладно, — милостиво согласилась. — Так уж и быть, я с тобой поем. Самостоятельно. Кормить меня с ложечки не надо.

— Как скажет прекрасная неали, — расшаркался передо мной солдат и жестом предложил проходить в беседку.