Утром мы вновь отправились в путь. Мы уже подошли к Дарданеллам. От Галлиполи нам пришлось пройти практически сорок километров до Чанак-Кале. Большая часть этого пролива ничем не примечательна, а с военной точки зрения абсолютно не важна. Ширина пролива примерно три километра, побережье – низкое и болотистое, и лишь наличие нескольких деревенек указывало, что там еще есть жизнь. Мне рассказали, что там находилось несколько старых укреплений, ржавые орудия которых были направлены на Мраморное море. Орудийные позиции были сооружены там в начале XIX века, чтобы не пустить вражеские корабли с севера. Однако эти укрепления были столь незаметны, что я даже не обратил на них внимания. Хозяева проинформировали меня, что боевого значения они не имеют и что ничто на северной части пролива от мыса Нагара до Мраморного моря не могло оказать реального сопротивления современному флоту. Эта часть пролива, по моему мнению, могла быть интересна лишь с исторической точки зрения. Древний город Лампсак, современное название – Лапсеки, находился по ту сторону Галлиполи. А на мысе Нагара в древности находился город Абидос, из которого каждую ночь Леандр отправлялся через Геллеспонт на свидание со своей возлюбленной Геро – подвиг, повторенный спустя примерно сто лет лордом Байроном. Здесь же Ксеркс I отправился в путь из Азии в Грецию по понтонному мосту, начинал свою великую экспедицию, которая должна была сделать его властелином всего человечества. Проплывая место свершения его подвига, я подумал, что дух Ксеркса I еще жив! Турки и немцы нашли гораздо менее романтичное применение этой самой узкой части Дарданелл: они натянули там кабели и установили противолодочные минные заграждения и сети – средства, которые не смогли воспрепятствовать английским и французским подводным лодкам войти в Мраморное море и Босфор. Лишь когда мы обогнули знаменитый мыс Нагара, скучная монотонность пустых берегов сменилась некоторым разнообразием. На европейской стороне появились утесы, нависающие прямо над водой, они напомнили мне Пэлисейдс-парк на реке Гудзон. Я продолжал рассматривать холмы и горные гребни, которые впоследствии сыграли трагическую роль в судьбе доблестных армий союзников. Глядя на ландшафт к югу от Нагары со всеми его холмами и гребнями, становилось понятно, почему военные инженеры посчитали его лучшим для устройства оборонительных сооружений. Теперь наш корабль подходил, возможно, к самой важной точке во всем проливе – городу Чанак, или, если назвать его современным европейским именем, Дарданеллам. В обычные времена это был процветающий порт с 16-тысячным населением, с домами из дерева, торговавший шерстью и другими продуктами. В течение многих веков это был важный военный пункт. Теперь же, за исключением солдат, здесь никого не было, большая часть гражданского населения была переселена в Анатолию. Как нам сказали, британский флот обстрелял город, однако это утверждение представлялось сомнительным ввиду того, что я видел лишь один дом, поврежденный, по-видимому, случайным снарядом, направленным на рядом расположенные укрепления.

Джевад-паша, турецкий главнокомандующий в Дарданеллах, встретил нас и проводил в Главный штаб. Джевад был человеком высокой культуры, приятным и радушным, с прекрасными манерами. Он прекрасно говорил по-немецки, поэтому переводчик мне не потребовался. Меня поразило уважение, с которым немецкие офицеры обращались с ним. То, что он был их главнокомандующим этим театром военных действий и что генералы кайзера были его подчиненными, было вполне очевидным. Когда мы вошли в его офис, Джевад остановился напротив куска торпеды, поставленного в центре коридора, очевидно в качестве сувенира.

– Это великий преступник! – сказал он, привлекая мое внимание.

Примерно в то же время в газетах воспевали подвиг английской субмарины, которая прошла в Дарданеллы, преодолев минное поле, и торпедировала турецкий военный корабль «Месудие».

– Это та самая торпеда! – сказал Джевад. – Вы увидите остатки корабля, когда спуститесь вниз.

Первым укреплением, которое я осмотрел, было укрепление Анадолу-Хамидие (Азиатское Хамидие), расположенное на урезе воды за Чанаком. Было такое впечатление, что я в Германии. Офицеры были практически все немцы. Повсюду сооружались огневые позиции, укреплялись посредством мешков с песком, а также другими способами. Повсюду здесь можно было слышать немецкий, а не турецкий язык. Мой гид полковник Верле получал огромное удовольствие, демонстрируя мне огневые позиции. Он был похож на актера, который гордится своей работой. Он сообщил мне, что безумно счастлив оказаться здесь в тот самый миг, когда Германия наконец нашла себя в войне. Он сказал мне, что всю свою жизнь он провел на военных учениях и, как и большинство немцев, устал от маневров, ненастоящих сражений и прочей бутафории. Уже приближаясь к 50-летнему рубежу, он стал полковником и очень боялся, что его карьера так и закончится без настоящего военного опыта, – и вдруг произошло великолепное событие, вот он сражается с настоящей английской армией, стреляет из настоящих орудий настоящими снарядами! Манеры Верле никак нельзя было назвать грубыми, он был «gemUtlich» джентльменом из Бадена, достаточно приятным. И все же он был полностью подвластен духу «der Tag». Его отношение к происходящему было понятно, он вел себя как человек, который всю свою жизнь провел изучая теорию, а теперь получил возможность применить свои знания на практике.

Ощущение, что я в Германии, было столь сильным, что я не удержался и спросил полковника Верле, почему на этой стороне пролива так мало турок.

– Вы не станете задавать мне этот вопрос, – с улыбкой ответил он, – после того, как побываете на другой стороне пролива!

Местоположение Анадолу-Хамидие кажется идеальным. Он находится прямо у кромки воды, и в его распоряжении десять орудий, способных обстрелять любое судно, появившееся в Дарданеллах. Стоя около бруствера, я прекрасно видел весь пролив и форт Кум-Кале, находившийся примерно в восьмидесяти километрах. Ни один корабль не смог бы зайти в пролив незамеченным. И все же на непрофессионала вроде меня укрепления не произвели особого впечатления. Бруствер и траверс были всего лишь насыпями, которые, вероятно, не изменились со времен строивших их в 1837 году французов. Существовало распространенное мнение, что немцы полностью модернизировали укрепления на Дарданеллах, но в то время этого еще не произошло. Орудиям, используемым в Анадолу-Хамидие, было более тридцати лет, все они были сделаны на заводе Круппа в 1885 году. А ржавчина на некоторых из них была явным свидетельством их возраста. Их дальнобойность была около четырнадцати километров, в то время как дальнобойность орудий на военных кораблях, противостоящих им, была шестнадцать километров, дальнобойность же орудий на «Королеве Елизавете» была близка к восемнадцати километрам. Цифры, которые я привел в отношении к Анадолу-Хамидие, применимы практически ко всем орудиям на других фортификационных сооружениях. Что же касается преимущества дальности, то флот союзников имел решающее превосходство. Один только корабль «Королева Елизавета» мог справиться со всеми. Не было в фортификационных сооружениях и достаточного количества боеприпасов. И это при том, что европейские и американские газеты писали о том, что поезда со снарядами и оружием в Дарданеллы идут из Германии через Румынию. Из фактов, которые мне стали известны во время этого путешествия, а также впоследствии, я сделал вывод, что все эти рассказы – чистейшей воды вымысел. Небольшое количество «красных головок» – не бронебойных снарядов, используемых только против десантных партий, – было доставлено из Адрианополя и находилось в Хамидие во время моего визита, но их было немного, да и против кораблей они были бесполезны. Я уделяю много внимания Хамидие, потому что это было самое важное фортификационное сооружение в Дарданеллах. Во время обстрела оно принимало на себя больше огня союзников, чем любые другие позиции, и на его долю приходится по меньшей мере 60 процентов ущерба, нанесенного флоту союзников. Именно в Анадолу-Хамидие во время обстрела 18 марта был потоплен французский корабль «Буве» и нанесены повреждения ряду других кораблей. Все его офицеры были немцами, и ответственные посты занимали члены команд «Гебена» и «Бреслау».