А если бы вернулась? Смогли бы союзники захватить Константинополь? Мне часто задавали этот вопрос. Я не специалист в военном деле, и поэтому мое мнение не имеет большого значения, однако я знаком с мнением немецких генералов и адмиралов и турок – практически все они, за исключением разве что Энвера, были уверены, что предприятие завершилось бы успехом. Да и у Энвера эта позиция была по большей части бравадой. Поэтому я хочу еще раз подчеркнуть, что это мнение не мое, а тех лиц в Турции, которые имели больше права для вынесения суждения.

Во время нашей беседы на палубе «Юрука» Энвер заявил, что у него достаточно орудий и достаточно боеприпасов. Только это не было правдой. Достаточно одного взгляда на карту, чтобы понять, почему Турция не получала в это время боеприпасов из Германии и Австрии. Истина заключалась в следующем: Турция была так же полностью изолирована от своих союзников, как и Россия. Было две железнодорожные линии, ведущие из Константинополя в Германию. Одна шла через Болгарию и Сербию. В то время Болгария еще не была союзницей Турции, хотя и закрывала глаза на провоз через свою территорию орудий и боеприпасов. Эта линия не могла быть использована, потому что Сербия, в руках которой находился изрядный участок от Ниша до Белграда, сохраняла свою целостность. Другая железнодорожная линия шла через Румынию – через Бухарест. Эта ветка была независимой от Сербии, и дай румынское правительство свое согласие, она стала прямым путем от заводов Круппа к Дарданеллам. Тот факт, что военные грузы могли отправляться при попустительстве румынского правительства, должно быть, и вызвал подозрение, что орудия и снаряды действительно отправляются таким путем. День за днем французские и болгарские послы яростно протестовали в Бухаресте против такого якобы нарушения нейтралитета, на что следовали столь же гневные опровержения. Теперь уже нет сомнений в том, что румынское правительство не нарушало нейтралитет. Представляется, что подобные слухи могли распускать сами немцы, чтобы заставить союзников поверить в бесперебойное снабжение боеприпасами турок в Дарданеллах.

Предположим, союзники вернулись, скажем, утром 19-го, что бы тогда произошло? Один факт является очевидным: в фортах было очень мало боеприпасов. Когда вечером 18-го британский флот ушел, турки практически достигли предела своих возможностей сопротивления. Я достал разрешение посетить Дарданеллы для известного корреспондента агентства Ассошиэйтед Пресс Джорджа А. Шрейнера. Поздно вечером 18-го он обсудил ситуацию с генералом Мертенсом, который признал, что ситуация в обороне очень непростая.

– Мы ожидаем, что англичане завтра рано утром вернутся, и, если это произойдет, мы продержимся не более нескольких часов.

Генерал Мертенс не говорил о том, что боеприпасы на исходе, но мистер Шрейнер сам обнаружил, что все дело именно в этом. В форте Хамидие, самом мощном оборонительном сооружении на азиатской стороне, оставалось всего семнадцать бронебойных снарядов, а в Килид-Баре, основном оборонительном сооружении на европейской стороне, их оставалось десять.

– Советую вам встать завтра в шесть часов, – сказал генерал Мертенс, – и отправиться к анатолийским холмам. Именно это мы собираемся сделать.

Войска во всех фортах имели приказ оставаться у орудий до последнего снаряда, после чего покинуть их.

После того как форты станут бесполезными, задача флота союзников существенно упрощалась. Единственным препятствием для его продвижения вперед оставалось минное поле, которое тянулось от мыса в трех километрах к северу от Эренкея к Килид-Бару. Но в составе флота союзников было достаточно минных тральщиков, которые могли проложить канал всего за несколько часов. К северу от Чанака, как я уже говорил, стояло несколько орудий, но они были образца 1878 года и не могли стрелять современными бронебойными снарядами. Севернее мыса Нагара располагалось всего две батареи, причем обе были датированы 1835 годом. Поэтому, когда замолчали батареи во внешних проливах, ничто, кроме немецких и турецких военных кораблей, не могло преградить кораблям союзников путь в Константинополь. Из них единственным первоклассным боевым кораблем был «Гебен», да и он не смог бы долго противостоять «Королеве Елизавете». Диспропорция между противоборствующими флотами была столь сильна, что, скорее всего, боя бы не было.

Таким образом, флот союзников появился бы в Константинополе уже утром 20-го. Что бы случилось тогда? Мы слышали много рассуждений о том, был ли этот чисто морской штурм оправдан. Энвер в беседе со мной подчеркивал абсурдность отправки в Константинополь флота без поддержки силами, которые могли бы действовать на берегу, и в дальнейшем экспедицию в Дарданеллы критиковали именно из– за этого. Лично я считаю, что это чисто морской штурм был вполне оправдан. Мое мнение основывается на политической ситуации, которая в то время сложилась в Турции. При обычных обстоятельствах такое предприятие, вероятно, было бы глупым, но политические условия в Константинополе были далеки от обычных. В Турции тогда не было прочного правительства. Политический комитет, насчитывавший около сорока членов, возглавляемый Талаатом, Энвером и Джемалем, контролировал центральное правительство, но их авторитет в империи был в высшей степени слабым. Между прочим, вся Оттоманская империя в тот судьбоносный день 18 мая 1915 года, когда флот союзников прекратил штурм, находилась на грани развала. По всей Турции поднимались амбициозные лидеры, ожидавшие в любой момент ее падения и искавшие возможность захватить как можно большее наследство. Как уже было сказано раньше, Джемаль уже организовал практически независимое правительство в Сирии. В Смирне генерал-губернатор Рахми-бей часто игнорировал авторитет столицы. Существовало убеждение, что в Адрианополе Хаджи Адиль, один из самых мужественных турок того времени, плетет нити заговора с целью формирования своего собственного правительства. Аравия уже стала практически независимой. Среди подчиненных народов быстро распространялся бунтарский дух. Греки и армяне тоже были рады возможности укрепить ряды союзников. Ситуация, сложившаяся в промышленности и финансах, делала революцию неизбежной. У многих земледельцев не было зерна, но они не желали принимать его в дар от правительства, поскольку знали, что, как только урожай созреет, его непременно реквизирует армия. Что касается Константинополя, то его население, включая лучших из числа турок, не видело ничего плохого в приходе флота союзников и встречало бы его с радостью. Сами турки молились, чтобы англичане и французы взяли город. Это освободило бы их от пришедшей к власти банды, равно как и от ненавистных немцев, и принесло долгожданный мир, положив конец страданиям.

Никто не понимал это лучше, чем Талаат. Он не желал рисковать и делал приготовления к срочному отъезду на случай, если флот союзников подойдет к городу. В течение нескольких месяцев турецкие лидеры с откровенной завистью поглядывали на автомобиль «Минерва», стоявший в бельгийском посольстве с тех самых пор, как Турция объявила войну. В конце концов Талаату удалось получить вожделенный приз. Он где-то достал еще один автомобиль, который загрузил запасными шинами, емкостями с бензином и всевозможными прочими вещами, которые могли пригодиться в длительном путешествии. Второй автомобиль, очевидно, должен был сопровождать первую, более претенциозную машину, как своеобразное «судно снабжения». Талаат держал эти машины на азиатской стороне, причем водители находились всегда поблизости. Все было готово к срочному отъезду в глубь Малой Азии, как только возникнет такая необходимость.