Дома Татьяна заглянула в Ольгину гардеробную; примерив несколько платьев, сфотографировала свое изображение в зеркале и отправила сестре: Оль, какой вариант выбрать? Через пять минут пришло лаконичное смс-сообщение от Ольги. «Вариант три – черное шелковое платье в пол. Не забудь клатч, туфли, украшения (все найдешь в гардеробной) и хорошее настроение!»

В половине седьмого, перед тем как отправиться в ресторан на свидание с Колобовым, Татьяна зашла к Жданову.

Увидев ее и задержавшись взглядом на ее вечернем платье, Жданов расплылся в улыбке:

– Для поездки «за город» вы выглядите слишком шикарно! На мою дачу можно было одеться скромнее!

Татьяна смутилась:

– Андрей, простите, я зашла сказать, что сегодня вечером я занята. Давайте отложим… снежинки на другой раз?!

Улыбка на лице соседа погасла, и со своей обычной иронией он сказал:

– Ясно. Я понял… Приятного вечера!

Таня не успела ничего сказать, как он закрыл дверь перед ее носом.

– Андрей, ну извините! – крикнула Татьяна в закрытую дверь.

Ей никто не ответил.

Утром, вспоминая события прошлой ночи – шампанское, поцелуи на берегу, Ольга вздохнула: что-то ей совсем голову сносит, надо бы притормозить… Но вспомнив, что Степан пригласил ее поужинать с ним в этот вечер, поняла, что пойдет на свидание. И еще осознала, что «притормаживать», если честно, ей не хочется. Она хочет нравиться, сводить с ума этого симпатичного мэра. И потому Ольга битый час рылась в вещах сестры, прикидывая, в чем бы отправиться на сегодняшнее свидание. Увы, ни в Танином гардеробе, ни в местных магазинах ничего подходящего Ольга не нашла, и, решив как-то компенсировать отсутствие приличного прикида (а зато у меня красивая прическа и маникюр!), она отправилась в «салон красоты».

Парикмахерша в салоне, увидев Ольгу, всплеснула руками:

– Танька, ты, что ли?!

Приглядевшись, Ольга узнала бывшую одноклассницу Ирку Комарову и обреченно кивнула: я ли, я ли…

– Мне подстричься и сделать маникюр! – неуверенно сказала девушка.

– Я и подстригу, я и маникюр сделаю! – Ирка схватила Ольгу и буквально втиснула ее в кресло.

«Ну ладно, – осторожно подумала Ольга, которая всегда предпочитала проверенных стилистов, – подстригусь у Ирки, раз такое дело». Она посмотрела на бывшую одноклассницу, а как та сама выглядит? Увы, на голове у Ирки было какое-то неубедительное сооружение, в простонародье именуемое гуля, к тому же волосы в этой самой гуле оказались непонятно какого цвета: корни черные, концы вовсе рыжие.

– Как будем стричь? – спросила Ирка и тут же, не дожидаясь ответа, принялась рассказывать Ольге о своей жизни. Из рассказа выходило, что жизнь у Иры тяжелая: дети – троечники, муж – бесхарактерный, к тому же попивает, кот регулярно гадит на ковер, но пуще всего Ирке не повезло со свекровью, та, с Иркиных слов, была прямо исчадие ада.

В перерыве между перечислением свекровкиных мелких недостатков и крупных пороков, Ирка опять спросила Ольгу: как ее стричь. Девушка поспешила вставить пожелание, чтобы ее подстригли «не коротко», просто сняли чисто символически пару сантиметров, так – кончики…

– А, понятно, с концами, – кивнула Ирка, – ладно, сделаем… – И она опять принялась про свое девичье-наболевшее: кот-муж-дети-свекро-о-овь!

Ольга устало прикрыла глаза. И зря, потому что когда она их открыла и увидела собственное отражение в зеркале, было уже поздно.

– Что это?! – Оля подпрыгнула в кресле. – Я же просила: не коротко!

Парикмахер вздрогнула и застыла с поднятыми вверх ножницами. Замороченная жизнью Ирка не сразу вернулась в реальность, а вернувшись, изобразила неподдельное недоумение:

– Ты хотела не коротко? Дак я, наверное, не расслышала, мне как раз показалось, ты сказала, что стричь коротко, мол, с концами, и все!

Да, это точно было «с концами!» Ирка обрила ее, обкарнала под ноль! Последний раз Ольгу так обривали пять лет назад, когда она снималась в фильме про войну, но в тот раз она готова была пойти на эту жертву ради роли, а лишиться своих прекрасных, светлых волос из-за глухой тетери Ирки?! Девушка почувствовала, что внутри ее что-то щелкнуло, какой-то предохранительный тумблер (с ней такое часто случалось, и обычно после этого она была готова оторвать гримерше-администратору, да кому угодно, голову).

– Вроде не так уж и коротко! – Ирка невозмутимо пожала плечами. – А потом, сейчас так модно. Тебе, Таня, кстати, идет!

– Что?! – взъярилась Ольга. – И я должна этому поверить?

– Да ладно тебе, Танюха, – примиряюще сказала Ирка, – подумаешь, волосы! У меня вон вся жизнь не задалась, и то ничего, терплю. А волосы скоро отрастут, вопрос времени. Куда тебе торопиться?!

«Действительно!» – усмехнулась Ольга, неожиданно успокаиваясь. А куда бедной Танюхе торопиться?! И ведь ничего – ни выволочки не устроила, ни даже не попеняла этой косорукой Ирке на очевидное безобразие – нет! Отсчитала деньги, кивнула бывшей однокласснице на прощание: мол, держись, враги не пройдут, и потопала себе восвояси.

– А маникюр? – крикнула ей вслед Ирка.

Ольга махнула рукой: как-нибудь потом. Еще пальцы отрежет «покороче» – с Ирки все станется!

* * *

Татьяне казалось, что она продолжает сниматься в кино: роскошные интерьеры дорогого ресторана, снег за окнами, рубиновый блеск в винных бокалах, Евгений Колобов рядом. И она – преподаватель французского языка из Приморска, играет роль собственной сестры. Однако в этом странном фильме «Ужин в ресторане со звездой» второй акт отличался от первого; если в начале вечера Татьяна не сводила глаз с Колобова, чувствуя, как ее переполняют волнение и легкая влюбленность, то во втором акте – второй части вечера – что-то пошло не так, не по канонам романтического жанра. А дело было в том, что Евгений Колобов с самого начала стал играть свой фильм, а вернее, театр. Театр одного актера. И в его театре Татьяне была отведена роль молчаливой зрительницы с галерки. В отдельных сценах ей позволялось бить в ладоши, шептать с придыханием «браво», подниматься на цыпочки, чтобы получше разглядеть кумира, но в основное время театрального действа ей надлежало наблюдать бенефис Евгения, восторгаться его затяжными монологами и всячески подыгрывать «звезде».

Первый час фильма «Ужин в ресторане со звездой», оказавшегося плохо поставленным спектаклем, Татьяна внимала Евгению, она слушала его, не забывая делать вежливое, сосредоточенное лицо: да что вы говорите?! А потом заскучала. Да, в какой-то миг девушка поймала себя на мысли, что ей давно не было так скучно. Своим прекрасно поставленным, артистическим голосом Евгений «заливался соловьем», но все о себе, о себе.

В конце концов, Татьяне стало ясно, что до сего дня она ничего о Колобове не знала, связывая его образ с образом его экранных героев, которые отважно сражались за отечество, посвящали жизнь родине и любимой женщине и готовы были пожертвовать ради них собой. А на самом деле у реального человека – Евгения Александровича Колобова, с его киношными ролями, общими были разве что костюмы, и более ничего (первым пунктом исключаем готовность к самопожертвованию). Сидящий перед ней манерный, изнеженный, предельно эгоцентричный мужчина мало напоминал тех лихих рыцарей чести и отваги, которых он так убедительно играл в кино. Увы, вся мужественность Евгения ушла в кинематограф, а ему самому почти ничего не осталось. И если мир и человечество волновали разные проблемы – от глобального потепления до борьбы с терроризмом, то Евгения Колобова волновало только то, как он выглядит. «В ноябре вернулся из Милана, – играл свой театр Колобов, – был на всех показах, привез пять чемоданов шмоток, неделю назад поменял стилиста, так как мой старый выпал из тренда…»