– Начинается, сэр, – сказал он.

Камера медленно проплыла в дальний конец Храма, миновала алтарь и показала крупный план арки из слоновой кости позади и чуть выше алтаря – вход в святая святых. Вход был закрыт тяжелыми золотыми занавесями. Камера застыла, экран полностью заполнил занавес.

– Они могут перехватить сигнал в любой момент, сэр.

Хаксли повернулся к психооператору:

– Мы еще удерживаем станцию? Есть доклад из «Гласа Божьего»?

– Ничего, сэр. Я дам знать, если что-то изменится.

Я не мог оторвать глаз от экрана. После бесконечного, как мне показалось, ожидания занавеси дрогнули, медленно раздвинулись, и перед нашими глазами предстал в натуральную величину абсолютно реальный, будто могущий в любой момент сойти с экрана, сам Воплощенный Пророк!

Он повернул голову, окидывая всех горящим взглядом, затем посмотрел прямо на меня, наши взгляды встретились. Мне захотелось спрятаться. Я охнул и неожиданно спросил вслух:

– И вы хотите сказать, что можете воспроизвести это?

Начальник связи кивнул:

– С точностью до миллиметра. Ручаюсь. Наш лучший имперсонатор, подготовленный лучшими хирургами. Может быть, идет уже наш фильм.

– Но ведь это реально!

Хаксли взглянул на меня.

– Поменьше разговоров, Лайл, – сказал он. Никогда еще он не был так сердит на меня.

Я замолчал и обернулся к экрану. Это могучее лицо и горящий взгляд – это актер? Нет! Я знал это лицо и видел его столько раз на церемониях. Что-то пошло не так, и это был настоящий Воплощенный Пророк. Меня прошиб пот, липкий пот страха. Если бы в тот момент он обратился ко мне с экрана, назвал по имени, я бы признался в измене и отдал себя на его милость.

Хаксли спросил почти грозно:

– Есть связь с Новым Иерусалимом?

– Простите, нет, сэр, – отозвался психотехник.

Пророк начал говорить.

Его покоряющий, органоподобный глас изливался величественной риторикой. Затем он испросил благословения Предвечного Господа для людей в наступающем году. Потом замолчал, снова посмотрел на меня, возвел очи горе, вскинул руки и обратился к Первому Пророку, моля того явиться народу во плоти и предлагая свое тело в качестве вместилища. Затем он стоял и ждал.

Началось перевоплощение – у меня волосы встали дыбом. Я уже знал, что мы проиграли, что что-то пошло не так… и один Бог ведает, сколько людей погибло понапрасну.

Черты Пророка начали изменяться. Он вытянулся на несколько сантиметров, его одежды потемнели – и вот перед нами в сюртуке забытой эпохи стоял сам преподобный Неемия Скаддер, Первый Пророк и основатель Нового крестового похода. Я чувствовал, как внутренности мои сжались от ужаса; я снова был маленьким мальчиком, впервые увидевшим это Чудо по телевизору в приходской церкви.

Он начал со своего обычного ежегодного послания, полного любви и заботы о своем народе. Понемногу он разогрел себя: на лице появились капли пота, а пальцы переплелись так же, как в те дни, когда он призывал Духа Святого на собраниях в долине Миссисипи. Мое сердце билось все сильнее. Он клеймил грех во всех его проявлениях: грех блудницы, чьи уста подобны меду, грех плоти, духа и менял. В самый разгар своей страстной речи он внезапно перешел на другую тему, чем застал меня врасплох:

– Но я вернулся сегодня не для того, чтобы говорить о мелких грехах маленьких людей, – сказал он. – Нет! Я пришел к вам рассказать о поистине адских вещах и призвать вас к оружию. Грядет Армагеддон! Восстаньте, агнцы, для битвы во славу Господа! Ибо Сатана пришел к вам! Он здесь! Он среди вас! Присутствует во плоти! С хитростью змея он проник сюда и принял форму викария Господня! Да! Он лживо сокрыл себя, приняв личину Воплощенного Пророка!

Уничтожьте его! Уничтожьте его наймитов! Во имя Господа нашего, уничтожьте их всех!

– Докладывает Брюлер со станции «Глас Божий», – тихо сказал психооператор. – Станция отключена от эфира и будет взорвана через тридцать секунд. Группа попытается отступить до взрыва. Удачи. Конец сообщения.

Хаксли пробормотал что-то и отошел от погасшего экрана. Малые экраны, передававшие сцены в различных городах страны, показывали полную сумятицу и растерянность. Но в то же время они вселяли в меня надежду. Повсюду начались бунты и столкновения. В шоке я смотрел на экраны, не в силах понять, кто друг, а кто враг. В Голливуд-Болле толпа затопила сцену и буквально поглотила чиновников и священников, сидевших в президиуме. Наверху, над последним рядом, стояло немало охранников, и такого не должно было произойти – но вместо смертоносного анфиладного огня, который можно было ожидать, прозвучал всего один выстрел – со склона холма к северо-востоку от сцены. Затем охранник был застрелен – по-видимому, другим охранником.

Похоже, наш дерзкий выпад против Пророка удался сверх ожиданий. И если правительственные войска по всей стране дезорганизованы так же, как в Голливуде, нам предстоят не бои, а удержание завоеванного.

Монитор из Голливуда погас, и я обернулся к другому экрану, передававшему сцену из Портленда, штат Орегон. Там тоже кипела схватка. Я увидел людей с белыми нарукавными повязками – это был единственный знак различия, который мы позволили в тот день. Но сражались не только наши братья. Я собственными глазами видел, как офицер безопасности упал, сбитый с ног кулаками невооруженных людей, – и больше не поднимался.

Начали поступать пробные сообщения и первые доклады из городов – теперь мы могли уже без опаски использовать собственные радиостанции. Я оторвался от экранов и поднялся к шефу, чтобы помочь Хаксли с ними разобраться. Я все еще был растерян и не мог осознать всего, что произошло у меня на глазах. Перед моим мысленным взором все еще стояли лица обоих Пророков. Если даже я получил от этой сцены такой эмоциональный шок, каково было простым верующим?

Первый доклад пришел от Лукаса из Нового Орлеана:

«ВЗЯЛИ ПОД КОНТРОЛЬ ЦЕНТР ГОРОДА, ЭЛЕКТРОСТАНЦИИ И СВЯЗЬ. ГРУППЫ ЗАХВАТА ЗАНИМАЮТ ПОЛИЦЕЙСКИЕ УЧАСТКИ. ФЕДЕРАЛЬНЫЕ СТРАЖНИКИ ДЕМОРАЛИЗОВАНЫ СТЕРЕОПОКАЗОМ. СПОРАДИЧЕСКИЕ ПЕРЕСТРЕЛКИ МЕЖДУ САМИМИ ОХРАННИКАМИ. ОРГАНИЗОВАННОГО СОПРОТИВЛЕНИЯ НЕТ. УСТАНАВЛИВАЕМ КОМЕНДАНТСКИЙ ЧАС И ВОЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ. ДА БУДЕТ ТАК!

ЛУКАС».

Затем доклады начали сыпаться, как из бочки горох: Канзас-Сити, Детройт, Филадельфия, Денвер, Бостон, Миннеаполис – все крупные города Америки сообщали о нашей победе. С некоторыми вариациями они поведали одну и ту же историю: призыв к оружию нашего синтетического Пророка и последовавший перерыв в связи превратил правительственные войска в тело без головы, которое без толку размахивало мечами и било по себе самому. Могущество Пророка основывалось на суевериях и жульничестве: мы же обернули это оружие против самого Пророка.

Заседание Ложи в тот вечер было самым грандиозным из тех, на которых мне приходилось присутствовать. Мы расположились в центре связи. Начальник службы связи исполнял функции секретаря заседания, получая, затем тут же передавая генералу Хаксли, как Мастеру Востока, доклады и телеграммы с разных концов страны по мере их поступления. Мне тоже предложили занять кресло – младшего смотрителя, честь, которой меня раньше не удостаивали. Генералу пришлось позаимствовать у кого-то шляпу каменщика, которая оказалась ему мала, – но никто не обращал на это внимания – ни до, ни после; я никогда не видел ритуала столь грандиозного. Мы произносили древние слова от всего сердца, так, словно мы произносили их впервые в жизни. И когда церемонию прервали – поступила телеграмма, что Луисвилл наш, – такой перерыв никого не рассердил. Мы строили заново. Долгие годы трудилось лишь наше воображение, теперь мы принялись за этот труд наяву.