— Собери отряд у северных ворот. Пойдем к разлому.

— Сегодня? Сейчас? — молодой вояка ошалело уставился на небольшое окошко под потолком: снаружи сыпал густой снег. — Ваша светлость, стоило выдвигаться раньше, мы не вернемся до темноты…

— Не трусь, Леонтин. Южный огонь нас всегда согреет, — прошипел герцог сквозь зубы и, чуть задев меня раненым плечом, быстро вышел из зала.

Будто я за прошлую ночь и впрямь успела стать для него прозрачной, как сосулька!

— Или подкоптит… — флегматично протянул воин, скинул с плеча свою белую косу и уважительно меня обогнул. — Чувствуете, сир Нетфорд, опять дымком пахнет?

— Язык у тебя, Леонтин, что хвост дрожащей гхарры, — проворчал Браксаард, выбираясь из зала следом. — Туда-сюда, туда-сюда… Хоть полы подметай.

— Но-но-но… полы! Я его лучше в мед обмакну. Или в прелестный ротик красивой…

Перепалка стихла за поворотом, я отклеилась от косяка и торопливо зашагала в супружеские покои. Единственное место, в котором можно надежно спрятаться от собственного мужа!

Стоило поспешить, пока Эйдан вдруг не заявил что-нибудь мерзкое и колкое, в духе«мне стоит поблагодарить вас за победу, дражайшая»…

Или пока он не вздумал захлопнуть перед моим любопытным носом дверь. Или пока не прокомментировал растрепанный вид,«до которого не опустится ни одна благородная леди».

— Беда будет, юная ланта, — встретила меня у покоев Фенора.

Ее старческие руки подрагивали, указывая на темно-серую тучу, что затягивала светлое ташерское небо. Снег прекратился. Из крытой галереи хорошо просматривался отряд свежих бойцов, собранный герцогом у северных ворот для похода к древнему разлому.

До вечера было еще прилично, но темнота от тучи наползала на крепость. Подбиралась к домам сочным, вязким мраком. А Нетфорд его будто бы не замечал! Упрямо размахивал пустой рукоятью, подбадривал нервно фыркающего Айка и раздавал воинам команды.

— Будет… будет беда, — кивала прислужница, пока мои внутренности сминало зарождающейся тревогой.

* * *

Сумерки давно опустились на Эквенорскую крепость, а отряд сира Нетфорда все не возвращался. Вечер становился гуще, плотнее. Сидя на подоконнике и вглядываясь в черноту, я то впадала в беспокойную дрему, то вздрагивала и чуть не падала на пол.

Временами ветер приносил в оконную щель звуки ржания и копытного перестука… Но это был не тот ветер. Не герцогский, а какой-то неуютный, чужой.

Нервно комкая серое платье, в которое я переоделась еще днем, чтобы хоть чем-то себя занять, я продолжала раскачиваться на подоконнике. Боги обязаны их уберечь! И сира Нетфорда, и Леонтина, и Браксаарда…

— Едут! — взвыл кто-то на площади.

Стражи на башнях дали огненный залп в черноту. И еще один, и еще… Словно помогали отряду отбиться от страшной погони.

Ворота открылись. Снег расцветило тенями возвратившихся ташерцев. Леонтин, Браксаард, еще один знакомый светловолосый вояка. И Айк, черногривый, нервный… без наездника.

Забытый герцогом ветер, что по сей день клубился в моем животе, подкинул меня и толкнул к двери. Сама магия подгоняла по коридору, заставляла быстро переставлять ноги.

Но я все равно опоздала. К моменту, когда я замоталась в плащ и добежала до выхода, отряд уже разошелся. Никого! И только конюх тянул к конюшням упирающегося черного жеребца.

Заметавшись по первому этажу, я сунулась в нижние покои, затем в кабинет леди Кетрисс… И лишь потом увидела, как искорки, сыплющиеся с моих рукавов, быстро прыгают в сторону герцогского крыла.

— Экраны истлели, ваша светлость, — гулко отчитывался перед кем-то Леонтин, и я побежала на голос. — Мы бы ни гхарра не сделали. Мрака все больше, вокруг разлома одна чернота. Защита, что ставили древние при помощи эрренских магов… Ее больше нет, леди Кет.

— Вот почему все больше отравленной дичи, — сдавленно шептала хозяйка крепости.

— Если не поставить новые экраны, ташерское лето будет несильно отличаться от зимы. А ночь от дня…

Как в тумане я слушала вздохи леди Кетрисс и тяжелые шаги молодого воина. Все будто бы происходило не здесь, не со мной. Где-то очень далеко, в вязкости небытия.

Дверь герцогской спальни отворилась, и я нырнула в тень за погасшей чашей. Я пока еще помнила, что жена «не того Эквенора». И не имею права вытрясать из целителя крупицы бесценной информации.

В свете проема было видно, как Хари смачивает в тазике полотенце и стирает что-то с шеи Нетфорда. Герцог лежал на подушке с закрытыми глазами и негромко постанывал.

Сир Эверхар кружил над постелью, разматывая на пальцах черную повязку. Зачем-то в итоге положил ее на Нетфорда, закрыв верхнюю половину лица до кончика носа. Наконец целитель изволил покинуть комнату и подойти к леди Кет.

— Как я и говорил, тяжелое отравление мраком. Словно он испил не из той л-лужи… Ран-нений н-нет, — запинался Эверхар, заставляя мое сердце стучать все громче. — Ей В-варху, словно п-проклятие богов.

— Он придет в себя?

— Вне всяких сомнений, ваша светлость, — покивал лысый лекарь, вытирая полотенцем руки. — Пока у сира Нетфорда нет ни слуха, ни зрения, но со временем все вернется. Хотя точного срока никто не скажет.

— А остальные чувства?

— Все д-должно быть на месте, — тяжело вздохнул Эверхар. — Я дал ему сильное успокоительное. Его светлость метались и могли себе навредить. А у меня нет возможности объяснить ему, что с ним. Он… не видит, — целитель обреченно развел руками. — И не слышит.

Бросив тоскливый взгляд на Хари, купающую в тазике новую тряпку, я отвернулась и поплелась к себе. В пустую спальню. По пути молилась всем богам, и северным, и южным, чтобы Эйдану Красивому не пришло в голову заявиться в нее сегодня. Потому что все мои преступные, запретные мысли были сейчас с другим Эквенором.

Сир Нетфорд выглядел таким уязвимым на той подушке! Таким внезапно слабым, растерянным… Разве мог этот камень, этот лед, этот сгусток силы, мужества и благородства, подпустить к себе мрак? Разве мог позволить себя ранить?

Маленькая ташка, чудом не отморозившая себе хвостик на заиндевелом подоконнике, билась в створки моего окна. Я впустила малышку, и она заметалась над кроватью.

К крошечной садовой птичке была примотана свернутая бумажка, а на серые крылья налипла розовая шерсть. Едва я отцепила записку, ташка будто бы пришла в себя. Встрепенулась, клюнула остатки утреннего печенья с подноса и унеслась в темноту.

Бумага содержала всего два слова, написанные корявым детским почерком:

«Ты знаешь?»

Каким-то неизвестным науке чувством я поняла, что имеет в виду девочка. Знаю ли я, что случилось с сиром Нетфордом? Наверняка нелла Фонтиера решила уберечь черноглазое дитя от страшного известия.

Чувствуя себя обязанной тому дому, я снова накинула плащ и под покровом вечера выбралась из замка. Быстро дошла