а через год его метресса Авдотья благополучно родила сына Ивана. Затем у Чернышевой появились на свет две дочери – Екатерина и Мария. Таким образом, подозрения императора в адрес Авдотьи оказались напрасными: с таким страшным диагнозом в те годы женщины практически не рожали. И уж тем более детей здоровых и крепких.

При Екатерине I и Петре II Авдотья Чернышева редко показывалась при дворе, зато с воцарением Анны Иоанновны перед ней открылись заманчивые перспективы.

3 мая 1730 года Авдотью назначили одной из восьми статс-дам императрицы. Анна Иоанновна особо выделяла Чернышеву, ведь та была большой мастерицей рассказывать городские сплетни и анекдоты.

Впрочем, прекрасно зная о ее неприглядном прошлом, царица никогда не позволяла статс-даме сидеть при себе. Читаем у историка С. Н. Шубинского:

«Однажды Чернышева, разговаривая с императрицей, почувствовала себя нехорошо и едва могла стоять на ногах. Анна Иоанновна, заметив это, сказала своей собеседнице: „Ты можешь опереться на стол, служанка заслонит тебя и, таким образом, я не буду видеть твоей позы“».

Весьма вольготно Авдотья чувствовала себя и при дворе императрицы Елизаветы Петровны. Так, в 1742 году ее мужу, Григорию Петровичу, пожаловали графское достоинство. Впрочем, графом бывший денщик Петра пробыл всего три года – в 1745 году скончался в возрасте 73 лет.

Смерть супруга подкосила здоровье всегда веселой и активной Авдотьи Ивановны: через два года она захворала и умерла. Ей было 54 года.

Так сложилась жизнь женщины, которая в пятнадцатилетнем возрасте оказалась втянута в круговорот взрослой жизни и выбраться из него так и не смогла.

Комнатная девица

Она шла на плаху, как на бал, – в белоснежном шелковом платье, резко выделявшемся на фоне петербургского мартовского утра. В роскошные светлые волосы вплела черные ленты, лишь этим подчеркнув, что идет на казнь.

Наряд был выбран неслучайно: он таил надежду на спасение. Вдруг тот, кто швырнул ее под топор палача с той же легкостью, с которой когда-то бросил на свою постель, увидит, вспомнит, одумается, простит.

И она заметила в толпе статную величественную фигуру. Петр I, последний царь всея Руси, будущий император Российской империи, шел через толпу к эшафоту, прямо к ней, своей «комнатной девице».

Мария Гамильтон принадлежала к одной из ветвей древнего шотландского рода. Основателем русской ветви Гамильтонов был Томас Гамильтон, перебравшийся в Россию еще при Иване Грозном.

Отцом Марии, по всей видимости, был Виллем (Данил) Гамильтон, состоящий в родстве с «ближним боярином» царя Алексея Михайловича, одним из первых русских западников Артамоном Матвеевым.

Дата рождения Марии осталась тайной, но историки точно знают, что уже в 1713-м барышня появилась при дворе царицы Екатерины I, поразив всех своею красотой. Выдающаяся внешность, веселый нрав и знатное происхождение быстро позволили Гамильтон занять должность камер-фрейлины при ее величестве.

Вскоре выяснилось, что строгостью нравов новая фрейлина не отличается: Мария вела легкомысленный образ жизни, что привлекло внимание Петра I. Екатерина I, прекрасно знавшая о многочисленных изменах государя, соперницы в Гамильтон поначалу не увидела, и даже самолично отправила ее к царю.

Вот как об этом вспоминал личный токарь царя, будущий крупный русский ученый, механик и скульптор Андрей Нартов:

«Впущена была к его величеству в токарную присланная от императрицы комнатная ближняя девица Гамильтон, которую, обняв, потрепал рукою по плечу, сказал: „Любить девок хорошо, да не всегда, инако, Андрей, забудем ремесло“. После сел (за станок) и начал точить».

Мария, как и многие другие фрейлины Екатерины I, были не более чем «комнатными девицами» для Петра – так их называл не только царь, но и его слуги. Лишь закончив работу, Петр вспомнил о ждущей в подсобном помещении Гамильтон и приказал ей стелить постель.

Отношение царя к Марии было грубым и потребительским: не чета тому трепетному чувству, что его величество испытывал к более ранней метрессе, дочери немецкого виноторговца Анне Монс. Если Анна получала от Петра украшения, большие суммы денег, дома и различные привилегии, то Гамильтон не доставалось практически ничего.

При этом фрейлина очень гордилась романом с государем и, будучи весьма легкомысленной особой, простодушно рассказывала друзьям о том, как царь бросит «старую» Екатерину и женится на ней.

Однако эти надежды оказались тщетными: Петр вскоре охладел к Гамильтон и совершенно перестал у нее появляться. Девушка переключила внимание на государева денщика Ивана Орлова – молодого и перспективного вельможу, который постоянно находился рядом с Петром Алексеевичем.

В январе 1716 года царь отправился в длительное путешествие за границу. Орлов и Гамильтон состояли в свите государя. К этому времени Мария влюбилась в Ивана до глубины души, но, к огромному ее разочарованию, тот перестал отвечать ей взаимностью, начал поколачивать возлюбленную и изменять ей с метрессой Петра Авдотьей Чернышевой.

Гамильтон терпела все, лишь бы быть рядом с Орловым. Она унижалась, плакала, тратила все свои деньги на ценные подарки для любимого, даже начала подворовывать у царицы Екатерины.

В начале весны 1717 года Мария забеременела. Как позднее рассказывала следователям горничная фрейлины, ранее, в 1715 году, Гамильтон дважды беременела, но оба раза смогла избавиться от «напасти» при помощи лекарств, выданных ей «от запору» придворными лекарями.

В третий раз лекарства не помогли, и 15 октября 1717 года Мария родила здорового младенца, от которого, впрочем, тут же избавилась. О преступлении знала только ее горничная, Катерина Терповская, поведавшая на допросе следующее:

«Сперва пришла Мария в свою палату, где она жила, и притворила себя больною, и сперва легла на кровать, а потом велела мне запереть двери и стала к родинам мучиться; и вскоре встав с кровати, села на судно и, сидя, младенца опустила в судно. А я тогда стояла близ нее и услышала, что в судно стукнуло и младенец вскричал… Потом, став и оборотясь к судну, Мария младенца в том же судне руками своими, засунув тому младенцу палец в рот, стала давить, и приподняла младенца, и придавила».

Совершив черное дело, Гамильтон позвала конюха Семенова и приказала ему избавиться от «выкинутого дитяти».

Скорее всего, преступление Марии так и осталось бы нераскрытым, если бы не одержимость денщиком Орловым. Смертельно