— Никс, пожалуйста, оставь свои ребусы, — Ли даже поморщился. — Скажи проще. Это что?

 — Как насчет другого названия: «Сыворотка правды»?

 И вот тут Ли ощутил холодок в груди. Да, он слышал о подобном препарате, но ни разу не видел его. Тем не менее, когда он еще работал в английских спецслужбах, ему и другим бойцам рассказывали о том, что может такой препарат. Пентотал натрия и его аналоги — это класс психоактивных веществ, пригодных для получения сведений, скрываемых человеком. Принцип действия препарата заключается в том, что дозы пентолала натрия, вводимые в четко-заданные интервалы, помогают удерживать открытой лазейку между полной потерей сознания и наркотической летаргией, когда человек не в состоянии сочинить хотя бы малейшую ложь. После ввода этого средства — в воду, в вену, в кровь — у допрашиваемого снимаются моральные ограничители. Ангел-хранитель крепко спит, а человек отвечает на любые вопросы. Были известны относительно недавние случаи применения этого препарата. Например, спецслужбы Индии вводили «сыворотку правду» обвиняемому в участии в терактах Мумбаи в 2008 году. Также считалось, что этот препарат применялся в 2012-м спецслужбами США к обвиняемому в массовом уничтожении людей в городе Орора.

 Но увидеть такое «лекарство» здесь и сейчас, в руках человека, о котором ты, кажется, знаешь все...

 — Где ты это взял? — Ли судорожно сглотнул. — Ты понимаешь хотя бы, — он существенно понизил голос, — что если ты раздобыл это в своем Интерполе и кто-то знает об этом, то ты фактически выдал им ордер на арест себя самого?!

 Нет, ну действительно, не мог же Нико взять и так просто вынести это из Home Office? Там же барьеры, уровень секретности доступа и система защиты... Он же сам говорил!

 — Ну, я мог бы, конечно, ответить, что я ограбил одну из московских аптек, чтобы утешить тебя, но ... — Как-то разом закончив шутить, Нико убрал с лица уже начавшую раздражать Ли ухмылку. — Но я говорю тебе открытым текстом: я взял эту ампулу в кабинете у Костаса, что случилось примерно за десять минут до его отравления. Тебя успокоит такой ответ?

 — Нет.

 — Как знаешь. — Нико бросил взгляд на часы, и на этот раз Ли хорошо его понял.

 — У нас есть еще время, — заверил он. — Скажи, где ты это взял, и я успокоюсь.

 — Хорошо. Но отвечу я тебе только потому, что Я не хочу спорить с тобой на людях. — Грек покосился в сторону боевиков. Для них, здесь и сейчас, он был Никс (Nix) — никто. Согласно их с Ли уговору тот в подобных этому случаях играл роль главного в операциях. — Но откровенничать с тобой я буду только до тех пор, пока наш референт не придет в сознание, — предупредил грек. — Все равно, пока Одинцов в обмороке, делать с ним нечего.

 Отложив шприц на ящик, Нико отправил в карманы кисти рук, пошуршал оберткой от шприца, которую успел спрятать в карман, и, поглядывая на Одинцова, начал:

 — Ли, помнишь тот день, когда пропала Элизабет? — Тот кивнул. — Ну и с какого момента он стартовал для тебя?

 — С того, что ты позвонил мне и закричал в трубку, чтобы я бросал все к чертовой матери и прямо сейчас проверил основные банковские счета и тайник в Афинах. А сам сразу же поехал к Костасу.

 Нико привычным быстрым шагом прошелся по помещению туда-сюда, затем покосился на боевиков и вернулся к Ли:

 — Да, так оно и было. Но если расставить все события по порядку — так, как они следовали в тот день, то произошло следующее. Рано утром мне набрал перепуганный Коста. Чуть ли не плача, он отбарабанил мне, что Элизабет пропала где-то по дороге в свою швейцарскую бизнес-школу. Что в кампусе ее нет, что у администрации школы она не отметилась. И что Лидия еще спит и что в планах Лидии было — разумеется, это я об этом Косту спросил — пойти на пляж, а потом отправиться по магазинам. И что днем Лидия ждет звонок от дочери. Но у Косты и у меня была своя, другая договоренность. На момент моего отсутствия эта старая сволочь должна была лично присматривать за Элизабет и отвечала мне за нее головой. Ты слышишь меня? Головой! Вместо этого он вечером расслабился со своей дурой-женой, затем вместе с ней проводил Элизабет в аэропорт и, даже не убедившись в том, что та села на самолет, вместе с Лидией вернулся домой. Утром он спохватился и кинулся звонить Элизабет. А та не сняла трубку. Зная поведение своей падчерицы, которая по понятным причинам его игнорировала, да и вообще, ненавидела, но еще не догадываясь о том, что произошло, Коста тут же набрал в бизнес-школу и получил ответ, что Элизабет Эстархиди в кампусе не появлялась. И вот тогда этот старый дурак, трясясь от страха, набрал мне и выдал, что Элизабет «кажется, сбежала». После такого шикарнейшего известия я, забив на все дела, первым делом скинул на тебя проверку счетов в банках и тайника в Афинах, и погнал на машине к Костасу. Тот за это время должен был выставить Лидию из дома под любым благовидным предлогом. В итоге он ей соврал, что хочет обсудить со мной приготовления к дню рождения Элизабет и подготовку каких-то дурацких сюрпризов для Лидии.

 В доме Костаса я провел обыск. Больше всего меня интересовала комната Элизабет. — Грек приподнял рукав пиджака, чтобы посмотреть на часы. Затем покосился на все еще бесчувственного Одинцова. — Так вот, исходя из того, что в ее шкафу не оказалось лишь самых обычных вещей, вроде пары джинсов и куртки, которую она практически не носила, я понял, что Элизабет собиралась уйти налегке и при этом сделала все, чтобы выглядеть незаметно. Тем не менее, характер сборов — например, она забыла взять с собой то, что взяла бы в дорогу любая женщина — сказал мне о том, что Элизабет собиралась в спешке. Это навело меня на ту мысль, что она все в той же спешке могла забыть в комнате то, что дало бы мне ключ к ее поискам, ну и помогло бы мне быстро найти ее.

 Примерно так и случилось. Под стопкой ее старых детских книг — а, как мне помнится, она периодически таскала такие стопки в один детский приют — я обнаружил тоненькую тетрадь: ее дневник. — Нико замолчал, покусал губы. При этом он выглядел так, словно одно только воспоминание об этой тетради делало ему неимоверно больно.

 — Она дневник вела? — Откровенно говоря, Ли был даже не удивлен — поражен. Насколько он знал Элизабет, та, суховатая, сдержанная, будто равнодушная ко всему, не производила впечатление романтичной особы.

 — Да, вела. Впрочем, об этом ее дневничке, — с потрясшей Ли ненавистью выдохнул грек, — я тебе еще расскажу. Но только когда мы закончим с референтом. Сейчас рассказ о том, что она там понаписала, съест кучу времени. Но тогда — в тот день! — ее записи дали мне ясно понять, что на самом деле представляла из себя эта сука. Но самое интересное заключалось в том, что пока я листал дневник, Коста все пытался под любым благовидным предлогом улизнуть в свою клинику. Закончив с ее записями — на это, по-моему, ушло тридцать минут, — я прихватил с собой Косту, и мы вместе пошли в «Эфтихию».

 Клиника, как ты помнишь, находится рядом с его виллой. И хотя на тот момент мне уже стало ясно, что Косту беспокоит возможная пропажа черного бриллианта — я имею в виду карбонадо «Орлов», который я для показа потенциальному покупателю был вынужден пока держать в сейфе у Костаса, — у меня возникло одно подозрение. Складывалось такое впечатление, что помимо пропажи карбонадо было что-то еще — что-то, к чему Коста пытался меня не допустить или что очень хотел от меня спрятать. Так что, закрывшись с Костасом в его кабинете, я принялся за еще один обыск.