— Коля хочет с тобой поговорить.

— Что ему нужно?

— Понятия не имею.

— Почему он не подошел ко мне сам?

— Вот у него и спроси. Он ждет тебя в туалете, — Иван опустил глаза. — Тебе ведь осталось всего несколько дней. Не влезай никуда, и скоро сможешь обо всем забыть. Не нужно за нас заступаться, — Муленко пристально посмотрел на меня. — Тебя это не касается.

Коля ждал меня в туалете у окна. Когда я вошел, он лишь кивнул мне.

— Чего ты хотел? — спросил я, подходя к нему.

— Знаешь, — начал он нерешительно, — Я смотрел на тебя два дня и думал. Не мог заставить себя не думать.

— О чем же? — Коля был сильно возбужден.

— О том, что ты сделал. Видел бы ты себя! Ты был словно рожден для этого. Понимаешь? И тогда я все понял. Смотрел на тебя и уже точно знал, что должен делать дальше.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Мы можем бороться. Ты показал. Мы можем. Когда ты бросился на санитаров, знаешь, что я видел в их лицах? Они были напуганы. Они нас боятся и поэтому пытаются сгноить здесь. Черт возьми, они нас боятся!

— И это все, что ты понял?

— Теперь этого достаточно. Когда есть ты, мы вдвоем сможем перевернуть это место вверх дном, и тогда уже все понесется само. Всех нас им не осилить.

— Делай что хочешь, — прервал я его. — Лично я собираюсь выйти отсюда и двигаться дальше. И тебе лучше бы поступить так же.

— Но ведь… — голос его дрогнул. — Но ведь ты теперь один из нас. Ты не можешь сделать вид, что ничего не случилось.

— А мне не придется делать вид. Именно этого они ждут от нас. Хотят, чтобы мы злились и сходили с ума.

Коля замолк, глядя на меня в исступлении. Лицо его вдруг искривилось, и он бросился в коридор. Я побежал за ним следом и, когда почти уже схватил за пижаму, Коля вдруг закричал.

— Почему вы стоите? Хватит бояться! Иначе вы поплатитесь за свою трусость!

Больные столпились вокруг. Дежурный санитар бросился к нему:

— Закрой рот!

Но Коля не слышал его — он кричал все истошнее.

— Кого вы боитесь? Его? Он такой же человек. Вспори брюхо — а внутри обычные потроха! — он, смеясь, ударил санитара ногой в грудь. Парень повалился на пол. Сестра на посту подняла тревогу. — Видите? Просто кусок человечьего мяса!

Но больные стояли, как прежде, смиренны, напуганы и сбиты с толку, и лишь сильнее жались к стенам. Коля смотрел на них, умоляя, требуя, но толпа безмолвно шарахалась. Санитары бросились к нему. И тогда, осознав, наконец, что он наделал, Коля в испуге бросился к открытой двери, но его тут же повалили на пол. Не прошло и двух минут, как его уже привязали и оставили смотреть пустыми глазами в потолок. В отделении все пошло своим чередом. Больные пошептались немного и вскоре обо всем забыли. Бедный парнишка! Думаю, он так ничего и не понял. Просто лежал там, словно покойник, а я просто остался сидеть у его кровати.

Перед отбоем Муленко подошел ко мне и с грустью сказал: «Вот и еще один пропал», — и ушел в палату, шаркая и покачивая головой. Спустя три года, случайно встретив Колю на улице, я узнал, что в феврале 2014-го Муленко покончил с собой. Сам же Коля еще не раз возвращался в отделение.

Глава 10

Последний день в лечебнице начался как обычно. Денек был солнечный, и дежурный санитар, один из немногих, кто относился к нам человечно, уговорил врача вывести нас на улицу. Я лежал на земле, уставившись в небо, и не беспокоился ни о чем на свете. Не знаю, что было тому причиной. Просто, проснувшись тем утром, я перестал волноваться и смог, наконец, найти покой и понять, что однажды все это останется позади — исчезнут стены и даже люди забудутся, а я все так же буду идти, сам не зная куда, и над головой моей будет все то же небо, бескрайнее, чистое, безразличное ко всему, что со мною было.

В полдень меня повели к врачу. Наверное, прозвучит странно, но мне было известно все, что он скажет. Когда я вошел в кабинет, он принял добродушный вид, пригласил присесть и неспешно начал.

— Добрый день, Евгений, — на губах его была неизменно лукавая улыбка. — Сегодня у вас комиссия. Вам известно, что будет?

— Да. У меня было достаточно времени обо всем разузнать.

— Прежде всего, хочу сказать, что волноваться не стоит. Конечно же, решать не мне, но я не вижу причин признавать вас… — доктор задумался, пытаясь подобрать слово помягче. — Человеком с проблемами. Но должен вас предупредить, в качестве предварительного диагноза было вынесено расстройство личности.

— И что это значит? — спросил я настороженно.

— Это говорит о том, что ваш личностный тип и поведенческая тенденция характеризуются дискомфортом и отклонением от норм, принятых в обществе. Говоря проще, вы социально дезинтегрированы.

— Честно говоря, я ни слова не понял из того, что вы сказали.

Доктор ничего не ответил. Спустя десять минут я был признан негодным к строевой службе. Решение приняли двое мужчин и одна женщина, которые видели меня впервые. Они внимательно читали личное дело, разглядывая меня со всех сторон, изучали мои татуировки и шрамы. На вынесение решения им хватило пяти минут. Мне был задан всего лишь один вопрос:

— Чего вы ждете от жизни?

— Ничего.

Тогда у них не осталось сомнений. Мой лечащий врач лишь изумленно развел руками. Я был зол на него, но не сказал ни слова. Через час я покинул четвертое отделение.

День был тихий, плывущий спокойно в осенней тиши, когда все вокруг неизменно меркнет и чахнет, повинуясь воле природы. И ничто уже не напоминало о том, где началось для меня это утро. Я вышел за ворота и все силился понять, почему стою здесь, без гроша в кармане и места, куда бы я мог пойти. Я просто поехал домой, желая поскорее вернуться к привычной жизни, но так и не смог ничего забыть.

Часть 5

Глава 1

Удивительно видеть, как быстро порой меняются люди. Как внезапно становится необычайно важным то, кто ты и где был рожден, а невинные прежде слова приобретают вдруг новый смысл. Как стремительно рушится хрупкий баланс в обществе, и каждый становится перед выбором. Весна 2014-го стала переломным моментом во многих судьбах. Это