он убил меня и пытался атаковать сейчас. Ему не было смысла просто падать сквозь меня. Он умеет становиться материальным, когда хочет кого-то коснуться.

— Где он? — спросила Сарада, нервно оглядываясь.

Она чуть отошла в сторону и вскочила на возвышение, чтобы лучше видеть окрестности разгромленного убежища.

— Исчез, — глухо ответила Карин, пихая в рот Итачи свою руку и насильно поджимая ему подбородок. — Давай, кусай! Давится он… У тебя за спиной на пять часов!

Сарада резко обернулась. В десятке шагов от нее снова стоял ее убийца.

После падения Орочимару и Итачи эта оранжевая маска была единственным, чего Сарада все еще боялась.

Дядя всегда говорил, что у любой техники есть слабое место. Какое же место у тебя?

— Учиха Сарада, — произнес низкий мужской голос из-под маски. — Не думал, что увижу тебя снова.

От его голоса, чуть хрипловатого, надтреснутого, по коже прокатилась волна дрожи.

— Куда ты забрал Саске?

— Я был уверен, что ты умерла тогда. Как тебе удалось выжить?

— Отвечай!

Он хмыкнул.

— Ты мне мешаешь. Убить тебя, что ли, еще раз? На этот раз наверняка.

Рядом с ним из бетона выросла гигантская мухоловка. Зубчатые половинки раскрылись, и между ними показалась голова. Одна половина головы была белой, другая черной, а макушку покрывал газончик коротких бледно-зеленых волос.

— Ну ты и быстрый, едва догнали!

— Ты ошибся, Зецу. Итачи жив.

— А? Правда? Нам казалось, он помер.

— Эта девушка… — послышался хриплый голос, будто бы из той же двухцветной головы, но совсем не похожий на прежний. — Узумаки Карин.

— Да, — подхватил бодрый голосок. — Она могла его вернуть.

— Ненадолго, — оборвал хриплый. — Он все равно умирает. Поторопись, Тоби. Коноха идет по следу. Скоро они будут здесь.

— Я понял. Уходим.

Он всосался в глазок маски. Мухоловка сомкнула половинки, пряча голову в зубастой пасти, и стала погружаться под землю. Сарада на миг залипла, наблюдая за странным существом и переваривая слова Тоби.

«Коноха идет по следу…»

Да, она видела. Анбу, клоны Нанадайме. Наверняка и Какаши-сенсей с мамой тоже. Как знать, кто еще?

Сзади послышался крик Карин. Сарада резко обернулась. Тоби появился прямо рядом с Карин и Итачи, и пространство вокруг них стало искажаться.

Не успею!

Мигом активировался Мангеке Шаринган. Фокус Канрен за долю секунды преодолел разделяющее их с Тоби пространство, погрузился сквозь ткань одежды в тело, и внутренний жар организма убийцы на мгновение вскружил Сараде голову. Что-то роковое было в каждой их встрече. В первый раз для нее. Но на этот раз, возможно, и для него, потому что будь он хоть трижды нематериальным ублюдком, но фокус Канрен сейчас во что-то уперся.

Сарада даже не выбирала место. Сердце, мозг… Конечно, лучше было бить туда. Но раздумывать и перебирать было некогда: пространственная техника Тоби была быстра, его нужно было любой ценой опередить.

Чакра вмиг переместилась в центр его тела. Глаза резануло болью.

Трансформация!

Воздух перестал искажаться. Тоби согнулся и отшатнулся от Карин и Итачи. Фокус Канрен все еще перемещался внутри его тела. Сарада чувствовала — его внутренности разорвало на ошметки. Человек с такими ранами не проживет никак, даже если успеют медики. Но за несколько лет в прошлом она успела убедиться: то, что убивает обычного человека, не обязательно убивает шиноби. Да еще и шиноби такого уровня, как Тоби.

Я попала. Он был материальным. Вот она, его слабость. Его можно достать, когда он перемещается, искажая пространство. Нужно его добить. Плевать, чего это будет стоить, но это надо сделать сейчас!

Тоби захрипел и заскулил. Воздух снова исказился, но на этот раз не задевая Карин и Итачи.

Решил сбежать?

Сарада нащупала его сердце, и… Что-то с ним было не так.

«Джуиндзюцу», — мелькнула в голове мысль с полузнакомым словом. Откуда только взялась?

Теряясь от любопытства, Сарада сделала над собой усилие и снова попыталась пустить чакру в тело Тоби, но глаза обожгло болью, и чакра не передалась. Она застонала. Нырнула руками под очки, накрыла пальцами глаза… Давление подскочило. Казалось, глаза вот-вот лопнут.

Боль чуть отступила, и она снова открыла глаза, но фокус Канрен зарылся в камень развалин. Убийцы в оранжевой маске рядом уже не было.

— Сволочь! — в сердцах заорала Сарада неведомо кому.

Сволочь… Похитил папу. Удрал…

Папа тоже был сволочью, но все-таки Сарада за него отвечала.

Сцепив зубы, она перебарывала пульсирующую боль в глазах и медленно спускалась по хрустящим камням к Карин и Итачи.

Слова дяди о том, что он любит их с Саске, тронули душу, но особого доверия не пробудили. Итачи мог «любить» их по-своему и при этом все равно оставаться маньяком. Судя по всему, оба ее родственника имели привычку придумывать себе цели и подстраивать под эти цели свои нормы морали.

Как-то резко мир «хороших своих» и «плохих чужих» перемешался. Больше не было «хороших» и «плохих». Были только «свои» и «чужие», а дядя и папа были «своими», даже если первый — маньяк, а второй — просто придурок.

— Где теперь его искать? — спросила Сарада в пространство.

Карин ее не слышала. Подойдя поближе, Сарада обратилась к ней:

— Как он?

Ни слова в ответ. Карин все еще нависала над Итачи, упираясь одной рукой в мокрый камень развалин, а другую затолкав ему в зубы. Сарада присела рядом и тронула ее за плечо. Карин вздрогнула, будто ее ужалили током.

— Я спросила: «как он»?

— Лучше, но…

— Что «но»?

Во рту стало сухо. После того, как Тоби похитил Саске, потерять сейчас еще и Итачи было бы слишком сильным ударом.

Последние близкие…

— Его чакра странно ведет себя. Я не понимаю почему, — лихорадочно бормотала Карин. — Во всех ключевых зонах перепады... как фибрилляция… Его это убивает.

Сарада кивнула. Да, она тоже почувствовала это, когда осматривала его сама.

Чакра была необходимой составляющей жизни. Если она вела себя неестественно, нарушалась работа органов. Именно это и происходило с Итачи. Карин могла залечивать своей силой повреждения по ходу их появления, чтобы они не распространялись дальше, но стоило ей отлучиться, и разрушение вернулось бы на круги своя. Нужно было понять причину дисбаланса.

«Похожий эффект бывает после тайдзюцу Хьюга», — мелькнула в голове мысль, но какая-то чужеродная. Не было у этой мысли основы, логической базы, из которой ее можно