В условиях подвижности фронтов, борьбы с повстанческим движением в тылу военные вполне обоснованно и закономерно стремились к осуществлению функций гражданского руководства, игнорируя структуры местного самоуправления, разрешая политические и экономические проблемы в приказном порядке (действия генерала Слащова в Крыму в феврале – марте 1920 года, генерала Родзянко на Северо-Западном фронте весной 1919 года, введение военного положение на линии Транссибирской железной дороги в 1919–1920 гг. и др.). Отсутствие политического опыта, незнание или игнорирование специфики гражданского управления нередко приводили к серьезным ошибкам, к падению авторитета белых правителей (кризис власти адм. Колчака в ноябре – декабре 1919 года, генерала Деникина в январе – марте 1920 года).

Противоречия военной и гражданской власти отражали противоречия между представителями различных политических направлений, входивших в Белое движение. Правые (СГОР, монархисты) поддерживали принцип неограниченной диктатуры, тогда как левые («Союз Возрождения России», сибирские областники) выступали за «широкое представительство общественности» при военных правителях. Немаловажное значение имели разногласия между правыми и левыми по земельной политике (по условиям отчуждения помещичьей земли), по рабочему вопросу (возможности участия профсоюзов в управлении предприятиями), в вопросах местного самоуправления (по характеру представительства общественно-политических организаций).

Существенной причиной, повлиявшей на неустойчивость белого тыла в политическом отношении, следует признать отсутствие сколько-нибудь прочной системы представительной власти. Как было показано в данной монографии, именно отсутствие контакта «власти» и «общества», или недостаточно полное его выражение, вызывало критику, недоверие к белым военным и политикам.

Принцип «Неделимой России» вызывал конфликты не только между Белым движением и государственными новообразованиями на территории бывшей Российской Империи (Украиной, республиками Кавказа), но и внутри самого Белого движения. Серьезные трения возникали между казачьими политиками, стремившимися к максимальной автономии (вплоть до государственного суверенитета) и белыми правительствами (конфликт атамана Семенова и адмирала Колчака, конфликт между генералом Деникиным и Кубанской Радой).

Возникали противоречия и по поводу внешнеполитической «ориентации». Так, в 1918 году многие политические деятели Белого движения (П. Н. Милюков и Киевская группа кадетов, Московский Правый Центр) высказывались о необходимости взаимодействия с Германией для «ликвидации советской власти». В 1919 году «прогерманская ориентация» отличала Совет гражданского управления Западной Добровольческой армии полк. Бермондта-Авалова. Большинство же в Белом движении выступало за сотрудничество со странами Антанты как союзниками России по Первой мировой войне.

Разумеется, не способствовали прочности Белого движения конфликты между отдельными представителями политических структур (лидерами СГОР и Национального Центра – А. В. Кривошеиным и Н. И. Астровым), внутри военного командования (между адмиралом Колчаком и генералом Гайдой, генералом Деникиным и генералом Врангелем, генералом Родзянко и генералом Юденичем и др.).

Вышеперечисленные противоречия и конфликты хотя и не носили непримиримого характера и не привели к расколу Белого движения, тем не менее нарушали его единство и сыграли важную роль (наряду с военными неудачами) в его поражении в гражданской войне.

Значительные проблемы у белой власти возникали из-за слабости управления на контролируемых территориях. Например, на Украине, до момента занятия ее войсками ВСЮР, сменилось на протяжении 1917–1919 годов четыре политических режима (власть Временного правительства, Центральной Рады, гетмана П. Скоропадского, Украинская Советская Республика), каждый из которых стремился к установлению собственного аппарата управления. Это затрудняло оперативное проведение мобилизаций в Белую армию, борьбу с повстанческим движением, реализацию принимаемых законов, разъяснение населению политического курса Белого движения и в целом лишало его необходимой социальной опоры.

Нельзя согласиться с тем, что противостоящий Белому движению партийно-советский режим был лишен вышеуказанных противоречий в той или иной форме. Завершая монографию, имеет смысл, очевидно, остановиться и на некоторых критических оценках Белого движения.

В частности, за последние годы в исторической литературе и, особенно, в исторической публицистике, очевидно стремление обозначить те или иные «причины поражения Белого дела». Но если разобраться, то суть почти в каждой из них является в той или иной степени спорной.

Один из таких, сущностных, тезисов основан на том, что «у белых отсутствовала политическая программа», она носила «аморфный, неопределенный характер». Да, программы в ее понимании как некий набор «политических и экономических пунктов», у белых не было. Однако подобная форма изложения программных установок принципиально была для «белого лагеря» гораздо менее приемлема, чем для их политических противников, как известно, оставивших в истории множество более или менее кратких декретов, обращений, политических прокламаций и т. д.

Теоретические разработки Белого движения (практически во всех областях внутренней и внешней политики) были весьма обширные. Этим занимались многочисленные Комиссии, составленные из профессиональных экспертов-юристов, экономистов, политических и общественных деятелей. Работа некоторых из этих Комиссий рассматривалась в данной монографии. В случае реализации, разработанные ими проекты должны были стать фундаментальной основой для будущей Российской Государственности, ее экономической системы, национальной идеологии. Суть данных проектов рассматривалась на протяжении всех четырех книг монографии, в специальных разделах, поэтому повторяться в «Заключении» нет необходимости.

Вот как, например, оценивал Деникин законопроект аграрной реформы, выработанный Комиссией проф. А. Д. Билимовича: «…при всех его спорных сторонах, он (законопроект. – В.Ц.) представлял попытку проведения грандиозной социальной реформы и, если бы был осуществлен до войны и революции в порядке эволюционном, законным актом монарха, стал бы началом новой эры, без сомнения предотвратил бы революцию, обеспечил бы победу и мир и избавил бы страну от небывалого разорения». Очевидно, нужно было и идти на определенные уступки «ожиданиям» крестьянства, поскольку, как продолжал Деникин, «маятник народных вожделений качнулся далеко в сторону, и новый закон не мог бы уже оказать никакого влияния на события»[1254].

Однако популяризации работы этих Комиссий было недостаточно. Пропаганды, отличающейся доступным, понятным для массы населения «языком», явно не хватало. Наиболее распространенным «образчиком» пропаганды был плакат-портрет, изображающий копию с фотографии того или иного военного командира (от адмирала Колчака до генерала Мамантова). Распространенными были и плакаты антибольшевистского содержания, показывающие, например, «зверства чрезвычаек». Это была пропаганда с заведомо негативной оценкой противника, но практически ничего не предлагавшая в качестве альтернативы. Средств же, демонстрирующих содержание (хотя бы краткое) политических и экономических программ Белого дела, было также недостаточно. Не хватало и брошюр, подробно разъясняющих те или иные программные вопросы. Крайне негативно на идеологической работе сказывалось отсутствие лиц, кто был бы заинтересован в ее эффективности. Профессиональные качества многих сотрудников Отдела пропаганды были весьма низки.