— Что, так сразу?

— А чего ждать?

Смолькина пошла одеваться.

Я выглянула в окно, посмотрела на свою машину, стоявшую у подъезда, на небо, которое стало затягиваться тучами, и подумала: хорошо бы не попасть под дождь.

— А мы заедем к Олегу? — крикнула Ксения из комнаты. — Надо его проведать.

— Заедем, — громко ответила я. — Но прошу тебя ничего ему о квартирных ворах не говорить, — продолжила я, когда она показалась в дверном проеме. — Не надо его волновать. У него и так голова болит, в прямом и в переносном смысле. А если он еще и за тебя переживать будет, то ему совсем туго придется.

— Странно, что ты об этом заботишься, — мимоходом заметила Ксения.

Она собрала быстренько каких-то фруктов, взяла пакет сока, еще что-то в пластиковую сумку положила, и мы отправились в больницу.

Мы еще и к корпусам ее не подъехали, а уже поняли — что-то случилось. Народ бегал, машины разворачивались, отъезжали. Нас тоже тормознул постовой с жезлом и показал знаком, чтобы мы быстренько уезжали отсюда. Проезд здесь закрыт.

Я сразу поняла, что спорить с ним столь же бесполезно, как и пытаться у него что-либо выяснить. Он был нервным, поскольку приходилось следить за обстановкой и останавливать сразу несколько машин. А всем водителям хотелось знать, что произошло и почему их не пропускают. Кто-то совал деньги, пытаясь все-таки проехать. Но, по-видимому, постовой действительно не мог никого пропустить и начинал злиться уже по другому поводу: такой момент пропадает.

Мы поехали назад. С трудом, просто чудом, я смогла припарковать машину — все места вдоль дороги были забиты. Просто кому-то очень срочно понадобилось уехать, и я не замедлила занять его место.

Мы с Ксенией вышли из машины и решили прорваться к больнице пешком. А от нее бежал народ. Какая-то слишком эмоциональная женщина громко кричала, что больница сейчас взорвется и надо быстро спасаться. Я начала понимать, в чем дело.

Вероятнее всего, кто-то позвонил и сообщил о подложенной в больнице бомбе. Террористические акты, которых столько произошло по нашей стране, дают о себе знать практически постоянно. Но самое страшное — теперь таким образом стали развлекаться телефонные хулиганы. Позвонят, скажут про бомбу, а потом оказывается — ничего и нет. Это, конечно, хорошо, что ничего нет, но каково людям-то приходится. Перед тем как узнаешь правду, столько переживешь…

А эвакуация людей?

Из магазина, например, можно попросить посетителей выйти. А как быть, допустим, в данном случае? Ведь в больнице не все могут самостоятельно передвигаться. Не понимаю, как можно так шутить? Почему-то мне не верилось в то, что в больницу на самом деле заложили бомбу. Может, просто не хотелось верить.

Как только я узнала, в чем дело, велела Ксении вернуться в машину и сидеть там. Моя «девятка», конечно, не слишком далеко стояла от больницы, но думаю, там все равно было безопаснее, чем здесь.

— Ты что, заснула? — обратилась я к Смолькиной.

Ксения стояла с очень удивленным и задумчивым видом и смотрела куда-то в сторону.

— Что? — переспросила она.

— Я говорю: хватит спать. Надо действовать.

— Мне показалось… — заговорила Смолькина, но тут же сама себя остановила: — Нет, этого не может быть. Просто бред какой-то.

— Что? — теперь я переспросила.

— Я пойду с тобой. — Ксения встряхнула головой и уже более осмысленно посмотрела на меня.

— Ну и куда ты со мной пойдешь? — остановила ее я. — Думаешь, мы вот сейчас подойдем и попросим доброго дяденьку, чтобы он нас пропустил, и он нас пропустит? Глупая. Сейчас туда и мышь не проскочит.

— А ты? — удивилась Ксения.

— А я проскочу. Если буду без тебя. С тобой у меня не получится.

Смолькина, кажется, начала понимать, что на самом деле здесь происходит, и согласилась вернуться в автомобиль.

— Но как я узнаю, что с тобой и с Олегом? — спросила она.

— Правильно, — сказала я ей. — Значит, тебе придется поехать домой. Чего в машине без толку сидеть? Да, поезжай домой. Я буду тебе туда звонить. Все, пока. Времени нет на разговоры.

Я махнула Ксении рукой и побежала навстречу людскому потоку. Я еще не знала, что буду делать, но мне хотелось каким-то образом помочь.

Можно было проникнуть на территорию больницы через знакомую дырку в заборе, а можно попытаться поговорить с кем-то в оцеплении, чтобы меня пропустили. Показать, например, свое удостоверение. Я ведь раньше в прокуратуре работала. Правда, удостоверение просроченное, но сейчас никто его особенно разглядывать не будет.

А с другой стороны, кем бы я ни была, уже, наверное, получено распоряжение никого не пускать на территорию. Значит, все-таки придется воспользоваться дыркой.

Когда я подошла ближе, то увидела, что все не так просто. Больницу оцепили со всех сторон, и проникнуть на ее территорию казалось почти невозможным. Я пошла вдоль забора, надеясь найти в каком-нибудь месте отсутствие такого строгого контроля, как у главных ворот. Здесь стояли машины, чтобы вывозить больных. Пока из ворот выходили те, кто способен передвигаться сам, и иногда проносились санитары с каталкой.

Если мне чего-то захотелось, то я это обязательно сделаю. Я даже за угол не завернула, а уже увидела для себя замечательный вариант. В этом месте никто не стоял, и можно было перемахнуть через ограждение.

Не теряя времени, я быстро подбежала к забору, залезла на него, а потом так же ловко спрыгнула с другой стороны. Жаль, уже не лето. Здесь столько деревьев и кустарников, что летом запросто можно было бы в них спрятаться. А сейчас они стояли уже почти голые.

Я пустилась бежать к корпусу, где лежал Таганов. Даже по сторонам смотреть не стала. Возможно, кто-то меня и засек, но мне уже было все равно. Вдогонку за мной вряд ли кто отправится.

Двери в здании были настежь. Я пробилась сквозь выходящую толпу, поднялась на второй этаж и вошла в палату, где лежал Олег. Он увидел меня и очень обрадовался.

— Привет, а у нас тут такие дела… — как бы извиняясь, сказал он.

— Когда вас вывозить будут? — вместо приветствия спросила я его.

— Обещали скоро.

— Ясно.

Я не вполне представляла, что буду сейчас делать, но понимала — надо помочь Таганову отсюда выбраться. Сделав ему знак подождать, я вышла в коридор.

Из палат вывозили больных на каталках и в инвалидных креслах. Некоторым, кто мог передвигаться с помощью костылей, помогали идти.

Я пробежалась по коридору в одну, а потом в другую сторону. В дальнем конце, где, видимо, была курилка, стояла брошенная каталка, и я очень обрадовалась, когда ее увидела.

— Придется тебе ногу отвязать, — сказала я Олегу, въезжая с каталкой в палату.