24 или 25 июля первый транспорт с ранеными на 100 татарских арбах отправился из Герзель-аула к Пятигорску. Сиплый визг несмазанных осей разносился по окрестностям. Не зря телеги на Кавказе прозвали «костоломным снадобьем». Татары всем говорили, что они честные люди и не боятся, подобно ворам, если будет слышно, когда они едут. Как писал прапорщик Гейман: «Надо полагать, что арбы нарочно выдуманы правоверными, чтобы православным, ехавшим на них, вытрясти всю душу»[27]. Везли их через казачьи станицы, казаки и казачки, заслышав скрип и визг, выходили, выносили угощение, а одна старуха сказала: «Ах, вы, Шамилевы объедки».

Войска, вышедшие из чеченских лесов, осыпали наградами, которые не миновали и донских казаков. Сам поход рассматривался как подвиг. Формулировка звучала так: «за отличие во время выступления Главного Действующего отряда из селения Дарго к укреплению Герзель-аулу с 13 по 20 июля».

11 человек получили повышение в чинах: хорунжий полка № 5 Севостьянов произведен в сотники, урядники того же полка Илья Сухарев, Михаил Макаров, Иван Масковкин – в хорунжие, так же в хорунжие – урядник полка № 11 Даниил Краснов, полка № 14 Ефим Беспалов, полка № 31 Павел Попов, полка № 52 Федор Черевков, Иван Домашевский, Михаил Головков, полка № 53 Григорий Евсеев. Хорунжий полка № 52 Соболев награжден орденом Святой Анны 4-й степени с надписью: «За храбрость». Знаки отличия Военного ордена заслужили казаки полка № 9 Емельян Чернобровкин и Сергей Мирошников, казак полка № 12 Афанасий Самохин, урядник полка № 48 Филипп Сарпионов, урядник полка № 47 Владимир Фолимонов и казак того же полка Иван Аханов, казаки полка № 33 Карп Егоров и Логвин Меркулов, казак полка № 49 Григорий Смирнов, приказный полка № 52 Иван Куряков и казак того же полка Алексей Анищенков, казак полка № 54 Карп Разогреев.

Некоторых наградили и за более продолжительный период. «За храбрость в делах с 6 по 20 июля» сотники полка № 31 Болдырев и полка № 5 Сидоров награждались орденом Святого Станислава 3-й степени. «За дела с 6 по 20 июля» Донского № 49 полка урядник Иван Скунов производился в хорунжие, а Донского № 5 полка казак Иван Залепухин – в приказные.

Лишь один казак Донского полка № 5 Александр Сиротин производился в урядники конкретно «за отличие и мужество в деле 14 июля», а это, как мы помним, был самый тяжелый день.

Казаки Бакланова, привлеченные Фрейтагом к походу навстречу отряду Воронцова, тоже получили награды «по совокупности»: «за отличие в делах против неприятеля 18, 19 и 20 июля». С такой формулировкой получил орден Святой Анны 2-й степени сам Яков Петрович Бакланов и все остальные.

Судя по распределению наград, больше отличились офицеры и казаки 52-го полка. Есаул Краснушкин – орден Святой Анны 3-й степени, хорунжие Кочетов и Тарарин – ордена Святой Анны 4-й степени, казак Петр Стехин – Георгиевский крест. А из 20-го полка кроме Бакланова орден получил лишь сотник Рубцов – орден Святой Анны 3-й степени.

Интересно, что казак Петр Григорьевич Стехин, заслуживший Георгиевский крест, был сын есаула Луганской станицы, служил с 1828 года, но при всем геройстве так и не вышел в офицеры.

Хорошо проявили себя приведенные Фрейтагом два донских орудия. Донской № 1 батареи сотник Еманов заслужил орден Святой Анны 3-й степени, урядник Иван Кащеев и канонир Александр Гусев – Георгиевские кресты.

Сотник донской артиллерии Галушкин производился в есаулы. В хорунжие производились два урядника из полка № 52 – Григорий Моисеев и Иван Сысоев – и два урядника из полка № 20 – Василий Кушнарев и Агап Кузнецов. Василий Кушнарев, сын есаула, 26 лет, в урядниках ходил с 1839 года. Самое время ему в офицеры выходить. Агап Кузнецов, из казачьих детей, 26 лет, чин урядника имел с 25 июня 1841 года. Видимо, действительно отличился.

В это же время, с 30 августа 1845 года, получил чин урядника, возможно, с подачи Бакланова, дворянский сын Мягков из Гугнинской станицы.

Воронцов отбыл в Пятигорск, а затем в Кисловодск, отдыхал там два месяца и там же получил рескрипт Государя о возведении его за экспедицию в княжеское достоинство.

Считалось, что экспедиция, ставшая одним из самых страшных воспоминаний солдат и офицеров, себя оправдала, ибо уничтожила веру горцев в силу их «притонов», доказала им примером, что для русского войска нет неприступных мест и непроходимых дорог.

Офицеры, имевшие опыт экспедиций, считали, что Воронцов потерпел неудачу в Ичкеринских горах, поскольку отряд его «был загроможден кавалерией и артиллерией, нигде не находившими места действовать и увеличивавшими только протяжение колонны на тесных лесных дорогах». Но Воронцов на Дарго не в набег ходил. Он исполнял приказ «утвердиться» там. А без артиллерии как утвердишься на территории?

И все же 1845 год стал переломным. Государь предоставил Воронцову полную самостоятельность в принятии решений, как завоевать Кавказ, а Воронцов немедленно вернулся к практике Ермолова. Решил летом вглубь чеченских лесов не соваться, а зимой, сколько хватит времени, прорубить просеки через эти леса. Начать с Малой Чечни. Чтоб до каждого аула была хорошая широкая дорога, чтоб хищники нигде спрятаться не могли. А как только чеченцы замирятся, Шамиль ничего не будет значить.

Кавказская молодежь мало внимания обращала на изменения в стратегии и тактике. Из всех нововведений Воронцова она отметила главное – Воронцов Государя просил гвардейских офицеров в качестве прикомандированных на Кавказ не посылать. Если хотят служить, пусть в Кавказский корпус по-настоящему переводятся. И это правильно…

В заключение уместны слова все того же Торнау, прошедшего Кавказскую войну и побывавшего не в одной экспедиции. «Не одними победами однако мы имели право хвалиться. Разные времена бывали на Кавказе, времена блестящих успехов, и времена горестных неудач, серою тенью ложащихся на историю Кавказской войны. В те дни невзгод счастье положительно покидало нас, что ни задумывали, за что ни брались, все обращалось в беду, ошибки громоздились на ошибки, неудача следовала за неудачей. Не видя перед собой определенной цели, ощупью и спотыкаясь на каждом шагу, шли мы, куда в своей слепоте нас вела самоуверенная бездарность, управлявшая в ту минуту судьбами Кавказа. Одни кавказские войска никогда не изменяли своему долгу, никогда не роняли своей чести, и позволено прямо сказать, что на самой почве сказанных ошибок и связанных с ними поражений, вырастали такие поразительные примеры солдатского мужества, которыми русский народ всегда вправе гордиться».

Сведений, проверенных сведений, о боевых действиях Донского казачьего № 20 полка мало. Потто писал, Струсевич писал… Полки, стоявшие на Кавказе, каждый год слали в Войсковой штаб донесения о своей службе, составленные по особой форме. Эти донесения сводились в особые журналы. Журналы эти в архивах есть, но донесения из полка № 20 в них отсутствуют. Из других полков донесения имеются…

В 1845 году после Даргинской экспедиции на Линии было тихо. 21 августа случилась перестрелка у Куринского во время рубки леса пехотой. За нее двум казакам чины урядников дали – Петру Суворову, Старочеркасской станицы, и Никите Сережникову, Нижне-Кундрюченской.