Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прощание на Калькопнсвег затянулось, и Конрауд почувствовал, что мать беспокоится. У нее был заказан билет на автобус до Сейдисфьёрда на дату, следующую за днем убийства. Когда ее автобус подъезжал к Блёндюоусу, его остановили и мать отправили обратно в Рейкьявик на допрос. Перед тем, как снова сесть в автобус на восток, она сказала сыну, что тогда полицейские проверяли, есть ли у нее алиби на тот вечер, когда был убит отец. А она сказала, что весь вечер пробыла у сестры и зятя.
– Скорее всего, тебя спросят о чем-нибудь похожем, – опасливо проговорила она, когда все, кроме нее, уселись в автобус. Водитель терпеливо ждал ее, сидя за рулем. Она как будто до последнего оттягивала признание в том, что переживает за него, – но в конце концов все-таки решила его сделать. Конрауд понял, что оно далось ей нелегко. Он еще раньше говорил ей, что в тот вечер, когда на его отца напали, был у друзей.
– Да, – сказал он. – Они так и спросили.
– А ты был у друзей?
– Да.
– Все правда так и было?
– Да.
– Точно?
– Мама!
– Прости, дружочек, я знаю, знаю, что ты бы ни за что так не поступил. Это все просто… так ошеломило: ты с ним, один, а он – таков, каков он был – и вдруг еще вот это… Это же запросто могли повесить на тебя.
– Все со мной будет хорошо, – ответил Конрауд. – Не беспокойся.
– А сейчас-то они от тебя что хотят? Зачем им тебя допрашивать?
– Не знаю.
Оклик дежурного вырвал Конрауда из его мыслей. Он прошел за ним по коридору в небольшую заднюю комнату. Там ему пришлось ждать еще полчаса, и вот наконец дверь открылась, Паульми поздоровался с ним и попросил прощения за то, что заставил ждать. В руках он держал бумаги, их он положил на стол и начал листать.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он, пока искал нужный протокол.
– Вы, что ли, маму допрашивали? – спросил Конрауд.
Этот вопрос застал полицейского врасплох.
– Вы тут что, с ума посходили? – сказал Конрауд.
– Мы просто ведем расследование, – ответил Паульми. – Мы разговариваем с людьми. Задаем им вопросы, но это не значит, что мы их всех подозреваем. Вы это скоро поймете.
– Уж ее-то могли бы в покое оставить, – буркнул Конрауд.
– Спасибо за подсказку, – сказал Паульми, извлек из стопки нужный протокол и положил перед собой. – Согласно словам вашей матери, в тот день, когда на вашего отца было совершено нападение, вы с ней встречались в городе.
– Да.
– О чем вы говорили?
– Да не о чем особенном.
– Вы обсуждали вашего отца?
– Нет. Ей он не интересен.
– Насколько мы понимаем, вы вместе с отцом принимали участие в различных наказуемых деяниях, хотя сами не привлекались к ответственности. Это верно?
– Кто это сказал?
– Мы говорили со многими людьми, и они упомянули это. Значит, вы не покупали для него алкоголь и сигареты на военной базе в Кеплавике и не возили их оттуда?
– Нет.
– И не перевозили для него контрабандные товары, не договаривались об их покупке в Рейкьявикском порту?
– Нет.
– А также не привозили контрабандный алкоголь частным лицам и в рестораны Рейкьявика и области?
– С кем вы говорили? – спросил Конрауд.
– Как я уже сказал, мы собирали информацию в разных источниках, так что не волнуйтесь, – ответил Паульми. – Значит, вы отрицаете, что сопровождали своего отца, когда он угрожал человеку по имени Сванбьёртн, что покалечит его, а потом нанес ему телесные повреждения?
– Сванбьёртн его нагрел на большую сумму. И вы после этого поверите словам этого человека? Пусть он радуется, что там оказался я, иначе мой папа его бы вообще укокошил. А может, это он папу и убил? Вы его об этом не спрашивали?
– А из-за чего бы? Из-за этих драк?
– Ну, он мог подумать, что этот папа поджег его забегаловку, – ответил Конрауд.
– Почему вы так сказали?
– Сказал, и все. У него же был пожар?
– У Сванбьёртна была причина полагать, что в этом виновен именно ваш отец?
– Не знаю. Почему бы и нет.
– Что вам известно об этом деле?
– Я уверен, что он считает поджигателем именно папу, – сказал Конрауд. Он помнил, как однажды вечером отец вернулся домой с торжествующим видом: ему удалось взыскать со Сванбьёртна долг. В тот же вечер один из двух ресторанов должника подожгли. Отец не признал себя виновным, – но Конрауд был уверен, что знает, как все было на самом деле. Он считал, что тот долг выбили силой.
– А почему он должен так считать?
– Ну, считает, и все. Вы его самого-то спрашивали?
– Мы непременно спросим. – Паульми что-то черканул на листке. – А вы сами? Чем вы занимались в тот день, когда был убит ваш отец?
– Я? – переспросил Конрауд. – Да ничем особенно.
В полиции его неоднократно спрашивали об этом, но другого ответа так и не получили.
– Мы поговорили с теми друзьями, у которых вы находились, когда было совершено нападение на вашего отца: их показания в большинстве деталей сходятся с вашими. Однако есть вероятность, что вы могли на какое-то время незаметно отлучиться. А еще вы могли попросить выгородить вас, если их спросят про этот вечер. Они не самые надежные свидетели из всех опрошенных в ходе нашего расследования, а один из них уже имел дело с законом.
– Что за бред! – воскликнул Конрауд.
– О чем вы с отцом спорили? – спросил Паульми.
– В каком смысле?
– О чем вы поругались ранее тем же днем, в который его нашли убитым у Скотобойни?
– Да не ссорились мы, – ответил Конрауд.
Паульми полистал бумаги.
– Как вы, наверное, заметили, мы поговорили с вашими соседями, проживающими по той же улице, и двое из них заявляют, что за несколько часов до того, как ваш отец был обнаружен убитым, слышали из вашей квартиры в подвальном этаже громкую ссору.
– Это какая-то ошибка, – ответил Конрауд.
– Вы уверены?
– Да.
– Но вы оба в то время были дома. Вы сами нам раньше об этом