— Как там Танечка? Такая милая женщина. Я с нею сразу подружилась. Она так душевно поет романсы. Часто вспоминаю, как мы на два голоса пели Гурилева.

— Татьяна в порядке. Главреж к ней благоволит… Только вот в последнее время стала всем по большому секрету рассказывать, что она является дочерью государя императора Николая. А в остальном — все хорошо.

— Какой кошмар, — ужаснулась певица… Но после небольшой паузы, предложив гостям чай, продолжила расспросы:

— Недавно по телевиденью видела мою любимицу Людочку. Молодец, ходит по сцене — порхает. Это в ее-то годы!

— Да, моментально отозвался Мюллер, без дополнительных расспросов поняв о ком идет речь, — Людмила Вениаминовна — живая история нашего театра. Играет много, чувствует себя замечательно, благодаря народной медицине, — со значением добавил Мюллер, внимательно осмотрев сидящих за столом поверх очков, и, увидев живой интерес к рассказу об успехах традиционных способов омоложения, продолжил:

— Лет пять назад труппа театра была на гастролях в Якутии… Бескозырка, — объявил Мюллер, прервав рассказ, и забрал у Оли прикуп. Мы с Сережей послушно «пасанули». Мюллер сгреб карты в колоду, запротоколировал успех и вернулся к прерванному рассказу:

— Весь театр уговаривал Людмилу Вениаминовну не ездить, поберечь здоровье, но она настояла. Конечно, заболела. Врачи давали самый плохой прогноз. Нужно было срочно доставить Вашу подругу в Москву, но ей было так плохо, что перелета могла и не выдержать. Стали готовить эвакуацию по полной программе — с реаниматологами. Но тут подсуетились местные целители: принесли волшебное средство, которое называется «Мухурина». Оказывается, летом тундра в определенный момент буквально покрывается грибами. Больше всего — мухоморов. Чукчи кормят оленей этим «деликатесом», а потом собирают их мочу, добавляют водку, и получается та самая «Мухурина», которая лечит от всех болезней. Оленеводы в медицине не нуждаются: хлебнул «мухуринчика» и здоров, как олень! Решили попробовать. И действительно, Людочка стала на глазах оживать, а к окончанию нашего турне была вполне здорова и счастлива. Выписали из больницы, и она присоединилась к труппе. В Москву прилетела с четырьмя поллитровками чудесного снадобья, дабы закрепить успех лечения. Сейчас, как вы видите, порхает по сцене. А какие ей снятся сны! Нам остается только завидовать.

Очередной тур закончился, и опять выиграл Мюллер. Сережа зачарованно смотрел куда-то в дальнюю даль, сквозь физиономию эсэсовца. Мюллер же артистически разбросал колоду карт по игрокам.

— С того дня благодарные театралы из Якутии передают Людочке с оказией целительный напиток. Она — в качестве ответного жеста — идет к директору и просит контрамарочки для своих спасителей и рассказывает ему пару своих ночных видений. Отказа никогда нет. Дефицита в чудодейственном лекарстве от оленей не испытывает. Излишки дарит друзьям. Мне на день рождения тоже презентовала флакончик.

— Вы попробовали? — спросил Сергей заинтересованно, вдруг, вернувшийся из царства мечты в реальность.

Мюллер, на секунду замерев, обвел присутствующих внимательным взглядом…. За столом воцарилась гнетущая атмосфера ночного допроса в подвале берлинском гестапо. Выждав паузу, Мюллер вернулся к игре, но пострадавший от испуга больше других Сережа так и не смог сосредоточиться и стал делать нелепые ставки и вскоре проиграл все, что до этого выиграл и даже более того…

Когда, наконец, он пришел в себя и начал чуть-чуть соображать, игру прервал телефонный звонок. Подошла Оля. Судя по ее охам-ахам, ничего хорошего она не услышала. Бросив с возмущением трубку, начала набирать какой-то номер, объяснив нам, что филармоническая «Волга» сломалась.

— Наверное, опять этот паразит директорский любимчик выпил, поэтому не может приехать, — с досадой предположила певица, — придется заказать такси.

Сразу дозвониться не получилось, а когда получилось — ничего не получилось, ибо свободных машин на пять тридцать не было. Нужно было ехать заранее, что было невозможно. Народным любимцам четыре часа ждать в аэропорту? Нет, это решительно невозможно! Мы были озадачены. Но Оля нашла блестящий ход. После долгих, но безуспешных уговоров, она, вдруг сказала диспетчеру прямо:

— У меня тут в гостях Штирлиц и Мюллер. Их завтра отправить нужно обязательно, а вы говорите «нет машин». Я Мюллера сейчас позову, а он уж Вам все объяснит — по-гестаповски!

Эсэсовец с готовность взял трубку и с неподражаемой интонацией произнес: «Хайт Гитлер. Мюллер слушает». Что было на другом конце провода, не знаю, но вскоре гестаповец с усмешкой передал трубку Оле со словами, — «Телефонистка Кэт хочет поговорить с Вами».

Оля схватила трубку, и вскоре ее лицо осветилось блаженной улыбкой. Стало ясно: все разрешилось, и машина будет!

Игра закончилась как-то «сама собою». Подвели итоги, и Мюллер приказал — «auflegen, schlafen!»43. Оля, засуетившись, быстро всех устроила. Дом погрузился во мрак и тишину. Не ложился только Сережа. Он подошел к окну и стал сосредоточенно вглядываться в освещенный краешком Луны сад. Шок от перенесенного потрясения еще долго не позволял хозяину заснуть…

Проснулся последним. Все были уже на ногах, заканчивая утренний туалет. Мюллер, увидев меня нечесаным, небритым, зевающим — приободрил бендеровской фразой: «поторопитесь мой юный друг — Вас ждут великие дела!»44. И он был прав — мне предстояло нести чемоданы.

В положенное время за воротами раздался сигнал. Мы вышли всей компанией грузить вещи. То, что увидели, впечатлило: на узенькой дачной дорожке стоял «весь таксопарк», сияя в утреннем солнечном свете чистотой автомобилей. Побритые, отглаженные таксисты выстроились вряд. Водитель второй машины по-адъютантски распахнул дверь. Поприветствовав строй весьма кислыми улыбками людей, избалованных общественным вниманием, эсэсовцы быстро распрощались, с хозяевами (за завтраком все уже было сказано) и разместились на заднем сидении автомобиля. И мы … — то что случилось потом нельзя назвать «поехали», нет, это было торжественное шествии победителей-триумфаторов. Покинув «дачный район», машины выстроились в три ряда, окружив нас со всех сторон, и покатили по проспекту в сторону аэропорта.

Я вертел головой, упиваясь красотой «шествия». Светофоры еще не включили. Мигал лишь желтый, а у нас — «главная дорога». Катили-плыли в чуть озвученной работой двигателей тишине, не переключая передачу, не меняя скорость. Солнце то скрывалось за домами, то выливалось на нас золотым потоком. В приоткрытую форточку проникал чистый утренний воздух, напоенный речной прохладой. Я торжествовал, народные артисты устало дремали. Лицо Мюллера чем-то напоминало маску ужаса с картины «Крик».

Наконец добрались. Перед аэропортом машины выстроились в один ряд и «причалили» к стоянке. Наш шофер