У меня смена закончится через два часа, могу забежать.

— Буду благодарен. А теперь давай про Барсукова. Что наш друг поделывает?

А поделывал наш друг интересные дела. На первый взгляд Барсук совершенно перевоспитался. Выполнял свой служебный долг, клиентов хоть поругивал, но кто их не ругает? Это ангельское терпение надо, чтобы в ответ на пьяное хамство и дебош отвечать лаской и добротой. Зато вчера прилетела ещё одна ласточка в пользу версии, что Барсук перенёс свой маленький бизнес за пределы вытрезвителя. Больно уж убивался поутру один мужик, какую сумму он умудрился пропить или потерять накануне.

Нужен человечек, последить за нашим Михаилом свет Игнатьевичем. Глядишь и прищучим на горячем.

Положив трубку, я поколебался, набрать Аллу сразу или попозже? Мучительно тянуло позвонить сейчас. Значит, обойдусь. Увязнет коготок — всей птичке конец. Вот доберусь до квартиры Егора, оттуда и позвоню. Именно так и никак иначе. Я сказал! Как раз мозги проветрю.

Перстню я нашёл хорошее место. В Борькиных хоромах он отлично себя чувствует. Вон бронзовые напольные часы, как родной среди завитков обрамления. Пусть тут повисит, пока я мотаюсь по разным делам.

Написав Борису записку, что объявляю ему выговор за забывчивость, поехал к Волоху домой. Может ещё успею к Розочке заскочить. Чую, после разговора с Аллой понадобится.

Вечерок обещал быть чудным — тепло, всё цветёт и благоухает. В такой хорошо гулять в обнимку с девушкой и говорить о чём-нибудь молодом и глупом. Решено, на обратном пути позову Розиту на вечерний моцион. Ночевать конечно не останусь, завтра предстоит рано вставать и весь день посвятить наведению мостов между моим почтовым ящиком и разными структурами как гражданскими, так и военными. Ещё предстоит подумать по форме одежды. Даже если бы я добыл парадный мундир, наград на нём не будет. А их не может не быть у майора. Можно было подсуетиться и купить, да совесть и честь не позволяют носить чужие награды. Вот и колебался до сих пор, как объяснить людям свой простецкий вид? Не рассказывать же всем подряд про коварную жену. Этак я не бравым разведчиком прослыву, а подкаблучником и рохлей.

В квартире я первым делом расчистил место на письменном столе. Принёс блюдце в качестве пепельницы. Потом стащил бумаги и сел их разбирать. Напечатанное на машинке отдельно, рукописи отдельно. Черновики, на которых встречались номера телефонов — изучить, не отходя от кассы. Номера в большинстве своём не были подписаны. Не будь я уверен в простом разгильдяйстве Волоха, подумал бы, что работал разведчик. Тоже разгильдяистый, но всё же. Минимум имён, минимум улик. Не то, всё не то. А может и правда преступница Римская, и не придётся ничего выдумывать?

Надо всё-таки взяться за хламьё и на помойку вынести. Привлеку-ка я к выполнению этой миссии… да хоть девчонок-комсомолок. А силовую поддержку им окажут замполитовские солдатики. Взвод мне сюда не нужен, а отделение попрошу. Мальчики перед девочками покрасуются, девочки мальчикам глазки построят. А я им ещё совместный культурный выход устрою и кафе-мороженое. Всем хорошо. И кстати, Брюханенко по кумполу настучу, какого хрена яма посередь двора красуется. Я дважды на этой неделе здесь был и не видел, чтобы кто-то что-то рядом с ней делал. Пусть зилок мне подгонит для вывоза барахла. Дам мебельщикам заказ, пусть потрудятся. И будет у меня нормальная берлога, а не это убожество, куда девушку стыдно привести.

Кстати, о девушке. Пока я набирал номер Аллы, рука вспотела не хуже сегодняшнего Брюхана. Моё персональное проклятие всё ещё в силе.

— Редакция газеты «Правда», — раздался её голос.

Я прикрыл глаза и прислушался к внутренним ощущениям. Пульс и давление нифига не в норме.

— Говорите, — настойчиво потребовала женщина на том конце провода.

— Это я, — с трудом протолкнулись слова из горла.

— Егор? Как хорошо, что ты позвонил. Извини, я вчера вспылила, наговорила тебе… Когда мы сможем встретиться? Кажется, ты был прав, в отделе по культуре кое-что известно про твой последний материал.

— Не по телефону. Сейчас приеду, — пообещал я.

С Розочкой не погуляю, но дело прежде всего. Общение с Аллой идёт в довесок, причём непонятно, в плюс или в минус.

Дорога до остановки проходила через пустырь. С одной стороны помойка, с другой глухая стена гаражного кооператива. Был и приличный путь вокруг ограды детского сада, через перекрёсток с магазинами, но когда это наши люди ходили в обход там, где можно срезать? Тем более бояться в стране Советов некого. Детные родители ходили через детский сад, если кому за хлебушком — через магазины. Мне надо было побыстрее — поэтому через помойку.

На пустыре стоял рафик характерной окраски медицинской службы. Скорая. На первый взгляд машина и машина. А если подумать, что скорой делать в таком месте? Кому это стало плохо на помойке? Нехорошее предчувствие сжало сердце. Кто? Генка? Соседки? А с фига ли мне расстраиваться из-за случайных людей? Алла мне только что отвечала из редакции, а тем, с кем я знаком как майор Казаков, на этом пустыре делать нечего. Как и самой скорой. Пока я шёл с ней на сближение, успел придумать пяток вариантов объяснения. Но тревога всё не уходила.

— Здравствуй, Егор, — окликнул меня мужик из салона, когда я поравнялся с рафиком. — Не узнаёшь?

Я аж приостановился. Опаньки! А этот тут что делает? И где коренные обитатели скорой?

— Здорово. Какими судьбами? — постаравшись не выдать себя голосом, быстро оглянулся я. От дальнего угла пустыря ковыляла бабка с мусорным ведром, а больше никого. Вечером, как назло, все прогуливаются по парадным улицам.

— Садись, поговорить надо.

— Говори, раз есть, что сказать, — вынес я встречное предложение.

Мужик был ни кто иной, как тот самый хрен из приёмной председателя областного совета. Который был очень удивлён при встрече со мной в форме майора. Я прямо чувствовал, что неспроста он тогда сбежал. И что такое хотела мне сообщить Алла? Не про него ли?

— Садись по-хорошему, — повторил мужик напряжённо, пытаясь что-то достать из кармана. Он явно нервничал, а искомое доставаться не хотело.

Острое чувство опасности плеснуло одновременно с тем, как я сделал шаг навстречу. Немного не успел дотянуться, как из кармана показался ствол. Нервно дёрнув рукой, мужик показал на сиденье напротив.

— Ух ты! Настоящий? — не двинулся я с места, просчитывая варианты. Не пристрелил сразу, значит есть шанс. Дайте мне только этот ствол в руки.

— Садись, кому сказано. Не доводи до греха, — с паникой в глазах повторил мужик.

Он отчаянно трусил, но на нервах мог и пальнуть. Однако ему не труп мой нужен, а я живой. Иначе к чему эти разговоры. А я тоже не пальцем делан. Мне бы только на миг его отвлечь, а там посмотрим, кто кого.

— Ну если так настаиваешь, конечно. Ты его хоть с предохранителя снял? — усмехнулся я, плавно придвигаясь и заглядывая сбоку, а сам внимательно отслеживая его реакцию.

В ту секунду, когда против воли его взгляд переместился на руку, я кинулся вперёд. Грянул выстрел, взрывая плечо болью, но мне хватило инерции броска, чтобы вцепиться в его кисть и заломить её, заставляя разжать пальцы. Всё, мы на равны…

Удар сзади по голове стал решающим в схватке. Добрый доктор подоспел? Череп, может, и не проломил, но боеспособности мне не прибавил.

И тут на пустыре заверещала бабка:

— Караул! Человека убивают! Милиция!

— Чего застыл? Помоги мне, пока сюда полгорода не сбежалось, — раздался незнакомый голос, обладатель которого втаскивал меня в машину. Я успел садануть по нему ногой, но тут чья-то рука схватила меня за самую рану. Темнота залила всё вокруг, и меня просто вырубило.

В себя я пришёл от возни и ругани, которая разразилась надо мной почему-то шёпотом. Больно, млин! Помирать было легче, етить-колотить. Ругались два уже знакомых голоса из машины.

— Чего ты трясёшься, как баба? За ноги хватай и потащили в дом.

— Я не могу, он весь в крови, меня сейчас стошнит. Может он уже мёртвый.

— Напомнить, кто в него стрелял? Возьми себя в руки и помоги мне.

— Я не хотел. Это случайно получилось. Он мне едва пальцы не переломал. Кажется вывих.

— Кончай ныть. Давай его затащим в дом, пока кто-нибудь не увидел.

— А где хозяева? Пусть Жора тебе поможет.